Непостижимая концепция

– Я не сумасшедший… не сумасшедший… Но почему вы так на меня смотрите? Вы мне не верите? А… Вы думаете, что я сейчас вру ради эвакуации? Вру… Так в чем я вру? Где неправда? Уличите меня, Климентий как вас там по батюшке? – Терпилин сцепил пальцы рук и заложил их за голову, словно собирался сдаваться. – Не молчите, стрелок! Ну, где я вру?

«А где ты не врешь?» – чуть не спросил Горяинов, но сдержался.

В конце концов, какая разница? Он работает по сценарию. Войти, осмотреть, принять первые меры. Обеспечить основную фазу операции. Это главное, все остальное – на его усмотрение. Он вообще может просто всадить пулю между глаз собеседнику. Но не хочет. Сейчас он решил не дать единственному выжившему на станции устроить истерику. Очень хочется поболтать. С выжившими одиночками так интересно болтать. И поучительно, между прочим.

– О живых мертвецах, – сказал Горяинов и пожал плечами.

– Вам не говорили, что здесь… что в зоне аномалий мертвецы могут?.. – администратор недоверчиво усмехнулся. – Вы же не с улицы сюда попали… Вы же…

– О мертвецах мне, естественно, говорили. И пять дежурных теорий изложили по этому поводу – от энергетических полей, возникших и возникающих в результате Вспышки, до паранормальных явлений… – Горяинов говорил тихо и ровно, как с больным ребенком. – Но ваша станция расположена в пяти километрах от границы зоны. Пять километров – это очень много. Это с запасом. Аномалии на таком расстоянии не возникают и не перемещаются…

«Интонация, – напомнил себе Горяинов. – Без назойливости и назидательности. Немного лени в голос. Мы ведь говорим о вещах невозможных и несуществующих. Пять километров от зоны и все такое. Я произношу глупости, они раздражают и вызывают желание высказаться – уличить и поправить».

– Да? Значит, мы в полной безопасности? – спросил Терпилин, раскачиваясь в кресле. – Пять километров – это чертовски много, я понимаю. Я и сам принимал участие в составлении первого обобщенного отчета. Пять километров от границы, до пятисот метров от поверхности земли, с возможными пиками над высотными строениями… То есть тут все нормально… нормально… Почему вы не пользуетесь связью?

– Что? – не сразу понял вопрос Горяинов, администратор слишком резко сменил тему. – Вы о чем?

– Почему вы не пользуетесь радиосвязью? – повторил свой вопрос Терпилин. – У вас нет гарнитуры. И ваш шлем… Почему с него сняли забрало? На забрало ведь выводится вся информация, с центрального пульта, с ваших сенсоров… А ваш шлем – без экрана. Почему?

– Это имеет какое-то отношение к нашему разговору?

– Конечно. Непосредственное. Самое непосредственное… – Терпилин потер лицо ладонями. – Вы можете позвать кого-то из своих людей?

– Джошуа! – крикнул Горяинов.

Дверь распахнулась, и на пороге снова возник Джошуа.

– Вы не могли бы… э-э… Джошуа, сходить в лабораторный корпус? – Администратор полез во внутренний карман, достал пластиковую карточку и бросил ее через комнату, Джошуа поймал. – В лаборатории номер три… С выбитыми окнами, не ошибетесь… В лаборатории номер три, сразу за боксом, слева, в стене сейф. Это ключ плюс код: три, двенадцать, восемьдесят семь, четырнадцать… Запомните? На верхней полке такая коробка из черного пластика. Принесите ее, пожалуйста, сюда…

Джошуа молча посмотрел на Горяинова, тот кивнул.

– Там нет ничего хрупкого! – крикнул вдогонку Джошуа Терпилин. – Если уроните, ничего страшного. Можете вообще пинать ее ногами…

– Обязательно, – ответил из коридора Джошуа.

Горяинов молча смотрел на Ильмара Генриховича. С нескрываемым интересом.

– Могу поспорить… – пробормотал Терпилин. – На что угодно могу поспорить, что у вас на глазах нет наноэкранов. Нет? Я прав? И не было? Или у вас их сняли? Да что же вы не отвечаете? Вот у меня, например, их никогда не было. Я против гаджетов в живом человеческом теле. У меня даже «балалайки» нет, можете взглянуть… нет даже гнезда для разъема. Давайте, вначале я вам покажу свое, а потом…

– Я и в детстве не велся на такие предложения, – спокойно заявил Горяинов. Во всяком случае, он очень надеялся, что произнес эти слова спокойно. Раньше у него «балалайка» была, а полгода назад – не стало. И глаза очистились тогда же. Потому, может, и жив до сих пор? Собственно, почему «может»? Интересно, что по этому поводу думает Терпилин.