У Аями почти не осталось воспоминаний из детства, но было единственное, которое, как одинокий остров, лежало посреди океана забвения. Исчезновение молодого аптекаря из ее родного села. Он никогда не ладил с местными, потому что всегда был угрюм и молчалив, и вдруг однажды исчез. Поговаривали, что он оставил письмо, в котором написал, что решил покинуть мирскую жизнь и уйти в буддийские монахи. Он бросил свою молодую беременную жену, с которой они сыграли свадьбу всего за полгода до этого. Был у него в аптеке и помощник-фармацевт. Тридцатилетний мужчина – полная его противоположность, человек очень предприимчивый по своей сути, который взял на себя всю работу и стал помогать жене молодого аптекаря. Иногда доходило до того, что он продавал людям лекарства по заниженным ценам, хотя, очевидно, это было незаконно. Через какое-то время по селу пошли странные слухи. Люди поговаривали, что, на самом деле, молодой аптекарь не ушел в монахи, а что его убили во сне, вонзив в макушку большой гвоздь, и тело спрятали под крышей его дома. Ребенок, которым была беременна его жена, и вовсе был не от него. Приехали полицейские, обыскали весь дом, вскрыли потолок, но ничего подозрительного не обнаружили. Однажды помощник-фармацевт с беременной женой уехали навсегда. Никто так и узнал, куда они отправились и откуда были родом.
– О чем вы задумались, Аями? – спросил директор театра, подходя ближе, достал сигарету, собираясь закурить.
– Я размышляла о том, кто изначально придумал мне такое имя.
– Этого уже не вспомнить. Когда я вас называл, вы были такой маленькой, размером с ладонь, – пошутил он и улыбнулся. Аями по привычке засунула руку в карман и неожиданно нащупала записку. Она вытащила листок и прочитала вслух: «Вот что я говорю, братья: время истекает. Впредь те, у кого есть жены, должны быть, как те, у кого их нет, а те, кто в скорби, должны быть как нескорбящие»[3]
.– То, что я сейчас услышал, подобно звукам ангельских горнов, – сухо пробормотал директор, не засмеявшись.
– Это листовка, которую подбрасывает всем тот проповедник. Видимо, сунул ее мне в темноте, а я и не заметила. Он неприметный и ловкий, как карманник.
Тишина опять наполнила пространство, и через минуту Аями заговорила:
– Я вдруг подумала, что могла бы написать сказку, если бы у меня появилась возможность.
– Всему свое время: мечту можно осуществить и позже, а сейчас вам нужен постоянный доход. Иначе говоря, вы уже знаете, как будете платить за квартиру со следующего месяца?
– Вы забыли? Меня взяли ассистентом к поэту-иностранцу…
– Это же временная работа – буквально на пару дней! Кроме того, если честно, этот поэт, приехавший из другой страны, не подписал с вами контракт, сколько он должен заплатить и когда! Вот прилетит он в аэропорт, оглянется и скажет: «Ах! Не нравится мне тут. Полечу лучше еще куда-нибудь!» И исчезнет. Что вы будете делать?
Аями пожала плечами:
– Я не думала об этом.
– А вы задумайтесь! Не хочу, чтобы в будущем вы оказались в той же категории людей, что и я.
– Что за категория людей?
– Категория людей-невидимок.
– Что это значит?
– Люди, которые не добились успеха, которые не могут ни в чем убедить других.
– Не говорите так. Просто смешно полагать, что мы с вами относимся к одной категории. Все не так, как вы думаете. Как минимум меня вам удалось убедить.
– Если вы в конце концов уйдете, это значит, что я ни в чем вас не убедил, – он подошел еще ближе, глядя прямо ей в глаза. – Но, даже если женщина говорит, что хочет остаться, это не потому, что я ее в чем-то убедил.
Она видела, как шевелятся его губы, не целые слова и фразы, а каждую частицу произносимых его губами слогов.
– Я упоминал, что когда-то работал водителем автобуса?
– Нет, но вы мне и не рассказывали, что когда-то были поэтом.
– Тогда, может, вы слышали, что однажды я устроился на работу в театральную труппу одновременно сценаристом, актером и режиссером-постановщиком? Или что когда-то очень давно я был фармацевтом в селе?
– Нет, но вы и не говорили мне, что были моим отцом – развозчиком фруктов.
Губы директора театра медленно шевелились.
– Вы ведь не забыли, что я писал в письме? О том, что я действительно решил покинуть вас уже очень давно, намного раньше, чем вы можете себе представить? Значит, мы уже разлучены?