Непостижимая ночь, неразгаданный день

В тот день поэтесса бесконечно долго ехала в метро. Выйдя на конечной станции, она села в автобус и доехала до последней остановки. Автобус проезжал мимо безлюдных районов на окраине города, стоящих на бесплодной земле, мимо пустошей с редкими автозаправками и низкими панельными домами. В сумерках не было ни единого источника света. Жилые дома и офисные здания растворились в непроглядной темноте. Поэтесса вышла на одиноко стоящей посреди поля остановке. В этот угол, казалось, никогда не проникал солнечный свет, рядом были только небольшая заброшенная фабрика, владелец которой, скорее всего, покончил с собой из-за банкротства, и подозрительные складские помещения. Над пустынными улицами чернело безлунное небо. Время от времени дорогу освещали фары проносящихся мимо машин, которым останавливаться здесь было незачем. Вдоль бетонной дороги, напоминавшей безлюдную пустошь, располагался ангар для автобусов. На пустыре за ним валялся всякий строительный мусор и хлам: кирпичи, разбитые лобовые стекла, автомобили с изношенными шинами, сломанные шкафы и диваны. Неясно где, но где-то близко, раздался собачий лай. Он звучал угрожающе, похоже, это была не домашняя собака, а массивный, как бык, цепной пес. За ним залаяли и другие собаки. Казалось, их было много. В темноте мрачно звенели тяжелые цепи, привязанные к металлическим балкам. Появление чужака сразу нарушило ночной покой животных.

Поэтесса шла по узкой тропинке размеренным, но уверенным шагом, не оборачиваясь по сторонам. Ее шаги постепенно становились быстрее. Она направлялась в самый эпицентр тьмы, где не было ни света, ни дороги. Шла она вместе с тьмой, становясь с ней единым целым, без страха и сомнений, как слепая сова. Ее вид вызывал у мужчины одновременно и трепет, и страх. Лай собак звучал все громче. Пуха осознавал, что если он пойдет за ней дальше, то испугает и заставит волноваться не только ее, но и самого себя. Этого он не хотел. Он не хотел и того, чтобы она оборачивалась. Не хотел, чтобы она видела его. Не хотел, чтобы она узнала его. Пуха замер на месте. Тень поэтессы мгновенно поглотила темная бездна.

Уставший Пуха вернулся домой уже за полночь, но все равно взял телефон и набрал номер Ёни.

– Заберите меня с собой в другой мир, – сказал он Ёни.

– Я приглашаю вас в мир моих сновидений и экстаза. Мы отправляемся. Возьмите меня за руку, – низкий голос Ёни, как струйка пара, вылетел изо рта, вливаясь в его уши, проникая под кожу.

– Куда же мы направимся? – спросил Пуха.

– Туда, где никто никогда не бывал, в потаенное место, – сказала Ёни.

– Неужели такое место существует?

– Конечно. Закройте глаза и прикоснитесь к моей коже.

– Мы отправимся открывать неизведанные уголки? – спросил мужчина с закрытыми глазами.

– Мы окажемся в трех пещерах, – продолжила Ёни без ноты сомнения. – Первая пещера притягивает нас потому, что мы пришли из этого потаенного места. Из волшебного источника внутри пещеры бьет теплый маковый нектар. Он ароматный и сладкий, это наше начало и наш конец. Нас затягивает внутрь песчаной воронки, словно муравьев, которые попали в ловушку муравьиного льва… – голос Ёни звучал все тише и тише.

– Вторая пещера – пещера иллюзий. Они уносят нас в далекие края забвения. Мы идем по иссохшейся степной пустоши, в руке у нас бутыль с жидкостью молочно-белого цвета, и с каждым шагом она капает нам на ступни. От этой жидкости исходит аромат цветочных лепестков. Наши языки горят. Потом я беру бутыль и делаю глоток, но жажда моя не проходит. Вдалеке, издав один-единственный протяжный стон, извергается вулкан. Белый пепел и магма брызгами разлетаются в воздухе. В этот момент природа и все сущее на земле разом умирают. Останавливается сознание, наступает обморок. Момент, и зрачки больше не реагируют на свет, в венах больше не течет кровь. Момент, когда все цвета и звуки исчезают, а личность и плоть стираются. Но мы все равно стремимся выпить хотя бы одну каплю белого напитка из той бутыли. Когда вулканический пепел покрывает все небо, одновременно умирают боги, люди, динозавры, и тогда…

Пуха все еще сидел с закрытыми глазами и приоткрытым ртом, словно собирался вкусить последнюю каплю белого напитка, упавшую на пол, но на его сухие губы и язык ничего не попало.