Непостижимая ночь, неразгаданный день

Вольпе принял душ на кухонном полу меньше пяти минут назад, но его кожа снова покрылась потом, потом он почувствовал, как горячий воздух прилипает к коже и закупоривает его поры. Он достал свой ноутбук, поднял два пальца, будто брал палочки для еды, и произнес фразу: «Тело женщины находилось под крышей, но о нем до сих пор никому не было известно. Откуда мы пришли? Кто мы? Куда мы идем?»

– Что вы бормочете? Вы уже пишете?

– Это всего лишь набросок первых впечатлений. Не обращайте на меня внимания, – ответил Вольпе, стуча по клавиатуре.

– Рис вышел немного пресным, будете? – спросила Аями, выходя из кухни.

Вольпе не ответил. Мужчина продолжал бубнить себе под нос предложения: у него была привычка печатать и одновременно читать написанное вслух: «Стоял жаркий полдень, попугай впивался в грудь когтями. За окном раздался горький и протяжный крик, похожий на мычание».

Аями поставила кастрюлю с рисом на журнальный столик, который также использовался как обеденный, достала из небольшого комода белый хлопковый ханбок и стянула волосы в пучок. Когда Аями двигалась, накрахмаленная хлопчатобумажная ткань слегка хрустела. Она почувствовала ее запах.

– Это какой-то особенный наряд? – спросил Вольпе.

– Я была именно так одета, когда снималась в фильме.

– Хотите так пойти?

– Остальное надо стирать, потому что вся моя одежда влажная от пота. Другой у меня нет.

Они сели за стол и принялись за еду. К рису Аями подала кимчи из квашеных огурцов и свежий огуречный салат. Жара и сильная жажда заставили Вольпе снова достать из холодильника пиво. Несмотря на то что писатель был голоден, ел он совсем мало, потому что еда была ему непривычна. Для начала он посчитал свежеприготовленный рис слишком горячим. Аями же съела целую плошку и положила себе добавки. Вольпе с интересом наблюдал за ней, потягивая пиво.

К вечеру, когда солнце уже почти село, они вышли на разгоряченную, душную улицу и направились вниз.

– Прошлой ночью… нет – сегодня утром и днем, – сказал Вольпе, – вы разговаривали во сне. Я, конечно, ничего не понял из того, что вы произнесли. Что же вам приснилось в этой жаре?

– Мне приснилось, что я была торговкой вина, – спокойно ответила Аями, глядя вперед.

– Торговкой вина? – неловко повторил он. – Вы имеете в виду в трактире?

– Нет, как Мария, которая продавала вино в пустыне на севере. Она торговала домашним белым вином, стоя на обочине дороги в безлюдной степной пустоши, продавала алкоголь измученным жаждой водителям грузовиков. Десять центов за кружку.

– И много вы продали?

– Нет, – покачала головой Аями. – Я шла без остановки весь день. Сон длился всего несколько минут, но мой день в том мире был бесконечным. Как говорится, «вечность и один день», и этот день был равен вечности. Когда я шла по бесплодной пустоши с полной вина тяжелой бутылью в руках, молочно-белая жидкость с каждым шагом выплескивалась из горловины на мои ноги. Она пахла спиртом и забродившими цветочными лепестками. Мой язык горел. Я попыталась сделать глоток этого вина, но жажду утолить так и не смогла.

Они сели в автобус, который довез их до выставочного зала. Не так давно – фактически всего один день назад – небольшая галерея была единственным в Южной Корее аудиотеатром. Они хотели купить билеты, но заметили надпись на двери «Вход свободный» и зашли внутрь. Из тесного вестибюля театра шли двери в небольшой аудиозал и маленькую библиотеку за ним. Сквозь закрытые стеклянные двери сам зал увидеть было невозможно. Фотографии были выставлены на пустой сцене, откуда забрали все аудиооборудование. Когда они входили в выставочный зал, из него выскочили старшеклассники и с гамом и криками пронеслись мимо Аями и Вольпе. Она огляделась, пытаясь обнаружить их классного руководителя, но рядом никого не было.