Непостижимая ночь, неразгаданный день

– Получается так, и он тоже мертв. Честно говоря, эта идея пришла мне в голову, когда я отправился на фотовыставку и увидел «Медовый месяц». Но я еще не придумал конкретный сюжет. Когда я пишу книгу, у меня в голове одновременно проигрывается несколько сценариев развития событий, и я пытаюсь записать их все сразу, поэтому у одной истории появляется сразу несколько версий. Я читаю все написанные мной варианты и выбираю один. Но то, о чем я только что рассказал, – последняя версия, которую я придумал, находясь уже в Сеуле.

– Понятно, – Аями на мгновение задумалась и вновь спросила: – А что будет с остальными версиями?

– Не знаю, – Вольпе неуверенно пожал плечами. – Это навсегда останется тайной.

– А героиня книги… Как она умрет?

– Однажды главная героиня внезапно пропадает. Об этом сразу не узнают, ведь у нее не было ни семьи, ни друзей. Ее тело обнаруживают совершенно случайно.

– Где?

– Между крышей и потолком ее дома.

– Так ее убили?

– Скорее всего, да. Но я ни в чем не уверен. С момента ее смерти прошло так много времени, что следствие мало что смогло обнаружить. А двадцать лет спустя снова появляется «вторая она», то есть вторая личность убитой женщины. Однажды она уезжает из Сеула с незнакомым мужчиной и отправляется в путешествие на ночном поезде, направляющемся в другую страну, и в нем внезапно происходит отключение электричества. В этот момент к ней подходит убийца, черты его лица скрыты под покровом ночи. Он зарежет ее в тот момент, когда поезд пересечет реку Ялуцзян на границе с Китаем. Как вам такой сюжет?

– Тогда возникают сложности с достоверностью. Я же сказала, этот поезд никогда не пересечет границу…

– Да, точно, – Вольпе покачал головой. – Забыл.

Пока они были поглощены разговором друг с другом, вся платформа переполнилась пассажирами. Удивительно, как быстро толпа заполнила все пространство платформы. «Набились тут как сельди в бочке», – подумал Вольпе. Большинство отправляющихся несли с собой огромные чемоданы, как будто уезжали куда-то очень далеко. Все молчали. Даже маленькие дети не издавали ни единого звука. При странном освещении их лица казались сизо-синими. Люди стояли в оцепенении, не двигаясь, напоминая тем самым подсвечники, – взрослые и дети в тишине ждали поезда, бросая косые взгляды на Аями, которая была одета непривычно – в белый ханбок из грубого хлопка.

Похожий на карлика старик в огромном пальто, с тростью в руках, вышел из толпы и прошагал мимо Аями с Вольпе. Он выглядел самым дряхлым и уродливым из всех пассажиров, зато казался живее остальных, оттого что передвигался. Его пропитанные потом волосы прилипли ко лбу, от него исходил неприятный запах. Усталые глаза за бликующими очками делали его похожим на старого козла, у которого текли слезы при виде топора мясника. Темные непрозрачные зрачки были самой древней частью его тела. Он судорожно моргал, как будто не верил, что все еще может видеть окружающий мир. Каждый раз, когда он это делал, его глазные яблоки становились все старше.

Когда он проходил мимо Аями, его губы скривились в улыбке, обвисшие веки затряслись и растаяли, как заплесневевший сыр. Он словно прощался с ней: «Да, я старый, никому не известный поэт. Никогда бы не подумал, что проживу дольше всех вас».

– Не знал, что в ночных поездах может быть столько пассажиров, – с удивлением сказал Вольпе. – Похоже, в Корее началась война, а мы и не знали. Все в спешке покинули свои дома, чтобы успеть эвакуироваться.

– Заберите меня с собой в другой мир, – умоляющим голосом прошептала Аями, не отрывая взгляда от удаляющегося старого поэта, который, петляя между людьми, растворился в толпе. – Заберите меня туда, куда вы едете сейчас.

Глаза Аями блестели, будто от слез.

Но это были не слезы.

– Что? – озадаченно спросил Вольпе. – Что вы только что сказали?

– Заберите меня с собой в другой мир.

– Вы сами сказали, что до реки Ялуцзян невозможно доехать.

Аями не ответила, а лишь прикоснулась к тыльной стороне руки Вольпе, провела пальцем по запястью и ненадолго нажала, словно хотела измерить пульс, как бы приглашая его последовать за собой в мир, где не существует границ между тьмой и светом.

4

Они сидели на скамейке возле каменной статуи на площади и пили вино из бумажных стаканчиков, липких от подтаявшего на солнце воскового покрытия на стенках. Вино было кисло-горьким. Вокруг валялся мусор: бумажные пакеты, обертки от гамбургеров и картошки из «Бургер Кинга», грязное одеяло, пустые бутылки из-под колы и окурки. Похоже, что скамейка была чьим-то пристанищем, но владельца этого добра нигде не было видно. Времени у них оставалось немного, потому что Аями нужно было ехать в аэропорт. Они долго сидели молча.