Читаем Непостижимая предопределенность (СИ) полностью

На стенах висели портреты волшебников, но манерой исполнения они настолько отличались от остальных портретов замка, в том числе и тех, что в кабинете директора, что казались скорее выцветшими гравюрами. Некоторые из них были подписаны. Гарри подошел к одному колдуну с тюрбаном на голове, — кстати сказать, половина нарисованных вместо шляп носила странного вида тюрбаны, — и прочел на латыни: «Avicenna».

— Странно, — услышал он голос Гермионы и обернулся. Она стояла возле портрета, на котором колдун в коричневой мантии и белой робе, с белой треугольной шапочкой на голове склонился над книжкой.

— Что странного? — удивился Рон, подходя ближе.

— Колдун как колдун, — пожал плечами Гарри. — Выглядит даже привычнее многих, — он махнул рукой на тех, что были в тюрбанах.

— А то, что это Альберт Великий, — заявила Гермиона, а волшебник на портрете даже оторвался от своей книги и бросил взгляд на нее.

— Откуда ты знаешь? — не поверил Рон.

— Здесь написано! — Гермиона ткнула в надпись «Albertus Magnus».

— Гм, — Гарри и Рон непонимающе перевернулись.

— Если это кабинет Салазара Слизерина, то этот портрет никак не мог повесить он сам, — объяснила им Гермиона. — Альберт Великий жил на несколько столетий позже того, как Слизерин покинул школу.

— Откуда ты знаешь? — выдохнул Рон.

— Из «Истории Хогвартса».

Хотя Гарри читал «Историю» несколько раз, он был твердо уверен, что слышит про этого Альберта впервые.

— Нет, Рон спрашивает тебя не про Слизерина, а про Альберта Великого.

— Это же общеизвестные сведения, Гарри, — Гермиона отошла от Альберта Великого. — А вот это, кстати, Парацельс.

Рон скептически хмыкнул.

— Ты даже не прочла имени.

— А зачем? Я и так знаю. Рядом с ним висит Гиппократ.

Рон ее не слушал, он читал надписи под портретами.

— Действительно… Откуда ты все знаешь?

— Я их всех видела в книгах родителей с детства.

— Но ведь твои родители магглы! — воскликнул Рон.

— А ты что, думаешь, что тут только волшебники висят? Вот, например, тот же Альберт Великий — он же святой! Какой из него колдун? Правда, я еще не все изучила в энциклопедии магов, но все–таки не верю, что он был колдуном.

— Но если мы в комнате самого Салазара, странно что у него висят портреты простых магглов, — резонно возразил Рон.

— Это не простые магглы, Рон. Это достаточно известные магглы, сделавшие немало для всех, в том числе и магов. Большинство из них — известные ученые и врачи… Странно, вот уж не думала, что Салазар Слизерин увлекался медициной.

Гарри согласился, что это еще как странно.

— А твои родители тоже увлекаются медициной? — хмыкнул Рон.

— В точку, Ронни. Они зубные врачи.

— Может, все–таки кто–то сюда заходил после Слизерина и продолжил традицию Основателя? — предложил Гарри, не сводя глаз с портрета Парацельса. — Или… или замок сам…

Гарри замер. Сколько он слышал от старших, что Хогвартс часто казался живым и разумным. Замок запросто мог дополнять коллекцию портретов.

Они так легко нашли Тайную комнату только потому, что Хогвартс хотел, чтобы ее нашли?

— Возможно, — неуверенно произнесла Гермиона. — Портреты директоров именно так и появляются: замок сам их создает. Но директора связаны с Хогвартсом, а вот ученые?..

Гарри оглянулся на портреты, на стеллажи с книгами, на всевозможные столики с застывшими приборами и ретортами, на аккуратно сложенные свитки. Все настолько походило на кабинет, который охраняла горгулья…

— А что если… Что если раньше в Хогвартсе был не один кабинет директора? Что если каждый Основатель имел собственный кабинет?

— Значит, следует искать еще один кабинет наверху, рядом с гостиной орлов, другой — внизу, около норы барсуков. Кто из нас умеет говорить с птицами и барсуками? — шутливо спросил Рон.

— Это только в том случае, если считать, что нынешний кабинет директора — кабинет Годрика Гриффиндора. Мне кажется логичным, что это как раз кабинет Ровены Равенкло, — возразила Гермиона, и развернула один из свитков.

Рон принялся доказывать ей, что раз шляпа и меч Годрика хранятся в кабинете директора, то он никак не может быть кабинетом Равенкло. Гарри, чтобы не слушать их перепалку, отошел к стеллажу и принялся читать названия рукописных книг. На полке находилось много чего удивительного, но его заинтересовал Гебер с «Книгой ядов и противоядий». Но как только Гарри дотронулся до корешка, стеллаж сдвинулся с места, открывая вход в длинный узкий коридор.

Гарри оглянулся на друзей: Гермиона увлеченно читала, а Рон пытался заставить работать один из механических приборов, но добился лишь небольшого облачка пара. Гарри обрадовался, что они увлечены и не замечают найденного им прохода. Ему очень хотелось найти что–то действительно ценное, ценнее каких–то скучных портретов, и не хотелось ни с кем делиться открытием. Поэтому, не говоря ни слова, он ступил в коридор и осторожно потянул за собой стеллаж.

Перейти на страницу:

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019
Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019

Что будет, если академический искусствовед в начале 1990‐х годов волей судьбы попадет на фабрику новостей? Собранные в этой книге статьи известного художественного критика и доцента Европейского университета в Санкт-Петербурге Киры Долининой печатались газетой и журналами Издательского дома «Коммерсантъ» с 1993‐го по 2020 год. Казалось бы, рожденные информационными поводами эти тексты должны были исчезать вместе с ними, но по прошествии времени они собрались в своего рода миниучебник по истории искусства, где все великие на месте и о них не только сказано все самое важное, но и простым языком объяснены серьезные искусствоведческие проблемы. Спектр героев обширен – от Рембрандта до Дега, от Мане до Кабакова, от Умберто Эко до Мамышева-Монро, от Ахматовой до Бродского. Все это собралось в некую, следуя определению великого историка Карло Гинзбурга, «микроисторию» искусства, с которой переплелись история музеев, уличное искусство, женщины-художники, всеми забытые маргиналы и, конечно, некрологи.

Кира Владимировна Долинина , Кира Долинина

Искусство и Дизайн / Прочее / Культура и искусство