Непозволительно близко

– Минуту! – мой голос как у настоящего алкоголика, вялый и хриплый. Мигом убираю весь вчерашний мусор, с полной раковиной посуды мне не справится за минуту. Прячу грязный бокал в шкаф, стираю крошки, поласкаю рот зубной пастой. Не могу определить воняет ли дома перегаром. Открываю дверь.

– Я войду? – не дождавшись ответа мать Виктора делает шаг в квартиру, по ее мимике замечаю, что запах в квартире все-таки присутствует.

– Почему тут так несет алкоголем? – да, точно воняет.

– Потому, что вчера я его пила. Что вы тут делаете? – скрещиваю руки на груди. Она в приличном то виде считала меня замарашкой из низшего социального слоя, что уж сейчас…

– Нам надо поговорить. – Разувается и проходит.

– А какие у нас с вами могут быть общие темы для разговора? – коверкаю ее слова, когда-то брошенные мне в лицо с отвращением.

– У тебя нет гостиной? – оглядывает мою кухню площадью 6 квадратных метров с полной раковиной грязной посуды.

Я иду в спальню, застилаю кровать покрывалом и жестом приглашаю сесть.

– Уверена, Patrizia Pepe это переживет. – На ней дизайнерский костюм. Спасибо, что хотя бы разулась.

– У тебя острый язык.

– Даже не представляете на сколько, особенно если этого заслуживают.

– Присядь. – Она пропускает мои колкости мимо ушей. Мне все больше становится не по себе.

– Опять хотите повесить на меня исчезнувшие деньги компании?

– К этому я не имела отношения.

– Ах да, это была Анжелика, ваша любимая невестка. Извините, ошиблась.

– Виктория! – она поднимает взгляд, и я замечаю, как сильно изменилось ее лицо, с нашей последней встречи. Впервые вижу ее без косметики. Усталые глаза, белки наполнены красными капиллярами.

– У Вити день рождения девятого ноября.

– Передайте мои поздравления. – Ну конечно же скорпион, ведь он стремится ни от кого и ни от чего не зависеть, обо всем имеет собственное мнение, живет по своим законам и безразличен к тому, что о нем говорят и думают.

– Ему бы исполнилось тридцать пять. – Ее голос срывается, она закрывает лицо ладонями, плечи трясутся. Спустя несколько секунд до моего захмелевшего ума доходит смысл ее слов. В английском языке это время называют Present perfect. Действие, длившееся в прошлом, продолжающееся до сих пор или закончившееся…

– Что? Что случилось?! – наклоняюсь ниже, она кладет мокрую от слез руку на мою ладонь. – Он жив?

– И, да и нет.

– Так не бывает! Да скажите же! – не замечаю, как срываюсь на крик.

– Принеси мне стакан воды. – Умываюсь ледяной водой над раковиной, возвращаюсь со стаканом минералки. В руках держу бутылку, делаю глоток. Пузырьки обжигают мой нос. Хожу по спальне взад и вперед как загнанный тигр. Она делает несколько глотков. – Он в коме, уже две недели. – Допивает. – Он все искал и искал тебя. Объехал весь берег Черного моря, тебя там якобы видели. Потом вроде смирился, мне так показалось. И вдруг сорвался в Ростов-на-Дону, снова, хотя и был там еще в сентябре.

– Что потом?

– Узнал, что ты здесь. Мы ведь не говорили с ним с тех пор, как ты вышла из офиса. Он возненавидел меня еще больше. Да, у нас не было теплых отношений матери и сына, и в этом виновата только я. Я забыла, что он уже взрослый, а мне казалось, что я знаю лучше него, как ему жить. Издержки профессии. Три месяца прошло, я все надеялась его боль утихнет. Я и не подозревала, как он тебя любил.

– Хватит говорить о нем в прошедшем времени! Он ведь жив, кома – это не смерть. И что черт возьми произошло?

– Поехал за тобой на машине. – Звучит как обвинение. – Он в больнице, в этом городе. Ему бы надо в Москву, но врачи запретили его перевозить, когда сами признались, что от них уже мало что зависит. Переломы, черепно-мозговая травма, он на аппарате ЭВЛ.

Внутри все холодеет. Отвратительное чувство собственной неспособности чем-то помочь, исправить, вернуть накрывает с головой. Но я не даю возложить на себя ответственность в произошедшем.

– Это только ваша вина, я предупреждала вас. А теперь благодаря вашим стараниям ваш сын на грани жизни и смерти! Это в вашем понимании забота?! Чертова ты сука, тебе было мало, что ты сломала мою жизнь, разведя нас, теперь ты еще и хочешь, чтобы я корила себя за то, что с ним произошло?!

– Нет! Я хочу все исправить.

– Как? Как это можно исправить?

– Он пришел в себя, один раз, совсем ненадолго. Я была рядом. И он заговорил со мной тогда, впервые за три месяца.

Она шептала под нос, закручивая носовой платок вокруг пальца. Кожа на его кончике стала богрово-фиолетовой, я молча ждала когда она лопнет. Мне хотелось, чтобы ей было больно не только в душе, мне хотелось, чтобы ее тело кровоточило как мое сердце, мне хотелось видеть ее кровь. Мне пришлось встряхнуть головой, чтобы прогнать взгляд от ее рук.

– Ну раз пришел в себя значит ему стало лучше?

– Это длилось минуту. Он сказал, что единственное что он хотел бы, если…если это конец, так это увидеть тебя. – Она рыдает, я с трудом разбираю слова. – Я больше никогда не буду, только бы он выжил… – Берет мои руки и сжимает их. – Пожалуйста, говорят любовь творит чудеса, прошу тебя.