Непозволительные удовольствия (СИ)

- Малыш, не вертись! А то разукрашу, как рождественскую ёлку! - Рыжая грубо развернула за плечи Джастина, сидящего на крутящемся стуле, к свету и ткнула пушистой кистью ему в нос, распыляя пудру по лицу. Пылинки косметического порошка взвихрились около зеркала в ярком свете лампочек, установленных по его периметру.

- Щекотно! Убери это от меня! - Он нехотя отмахнулся от неё с недовольным скорчившимся лицом, но с напускной улыбкой, явно заигрывая, то и дело касаясь её бедра и поглаживая по заднице. Став невольным наблюдателем переслащённого откровенного флирта, я поморщился и на недолгие пару секунд отвернулся в сторону Джозефа, бурно жестикулировавшего от волнения. Его собеседник — небольшого роста брюнет — активно ему кивал и трепал по плечу, пытаясь приободрить танцора. Кристиан с Джозефом позвали на финал друзей — молодую парочку, к Карлосу пришла младшая сестра. Наконец-то он был увлечён кем-то глубоко, надолго и далеко от тесноватой гримерки помимо нашей общей неукротимой страсти к хореографу. Я ещё раз перевёл взгляд на уже целующегося Джастина со своей нескромной подружкой и убедился, что каждой твари было по паре.

Этот день в реальности выглядел ещё хуже, чем я о нём думал. Если бы он был человеком, то у него было бы ненавистное мне смуглое лицо Карлоса, с большими пухлыми губами, отвратительные навыки флирта, как у нашего капитана команды, и гадкий характер, так и быть, признаюсь, мой. Я мало задумывался над финалом с самого начала: не мог поверить, затем оттягивал, убеждал самого себя в том, что на пути к заключительному выходу на сцену обязательно возникнут непреодолимые препятствия. И тогда не придётся сознаваться Мишель в предательстве.

Почему-то отдавшись мне даже не единожды, я точно знаю, она не принадлежала мне до сих пор. Если бы можно было поить хореографа алкоголем каждый день, незаметно подливая ей в еду и воду, я бы уже приручил самую ласковую и открытую для меня бездомную кошечку Сан-Франциско: пьяная Мишель - настоящая Мишель, не стыдящаяся своих чувств. Последние дни я всё реже получал ответы на свои короткие осторожные сообщения; общение наше давно ограничивалось публичным деловым взаимодействием на репетициях, и невольно я стал думать, что настоящая Мишель, та, что трезвая, рассудительная, стала равнодушна ко мне и давно уже проживает свою отдельную жизнь, где неотесанному грубияну никогда не найдётся места даже в мыслях. У девушки были свои заботы, цели, лишь на мгновение пересекающиеся с устремлениями коллектива до дня финала. Сегодня вне зависимости от исхода всё закончится, и что, если и без ещё не раскрытой аферы с контрактом я всё разрушил хамским поведением окончательно?

Брэндон, подонок… К этому мысленно невозможно было возвращаться, в рёбрах начинало ныть и неприятно тянуть, словно клубок постыдных свежих размышлений по поводу позорного поведения разматывался, и его нить душила меня до одурения. Разрубить всё то хрупкое, едва живое между нами своими сильными руками и злым языком: можно ли придумать причину хуже, чтобы ненавидеть себя и её до белеющих костяшек пальцев, сомкнутых в кулак? О чём она думает с тех пор, как я с рьяной злостью накинулся на неё и искусал губы в кровь, беспрекословно требуя близости? Может, боится, держит на расстоянии, словно ненормального… Беззлобная, но ощутимая и безоговорочная, не претерпевающая возражений, дистанция меня угнетала. Я чуть ли не впервые жаждил объясниться, узнать переживания хореографа, рассказать о том, что без её честных ответов мне давно нет сна, но вынужден был лишь догадываться. Или, скорее делать неприятные выводы.

С замершим сердцем и тревожным гудением в голове я прокручивал часами, сливающимися в дни до сегодняшнего момента, как заплаканная Мишель торопливо дёргает дверную ручку в тёмной прихожей, а перед несостоявшимся уходом говорит мне о Карлосе. Такой надёжный, добродетельный, учтивый. Этот парень не такой, как ты, Брэндон, он воспитанный, не будет тащить девушку в постель насильно… А ты потащил. Наглый, одержимый, импульсивный! Так выглядит со стороны. Так есть на самом деле. Я угорел в дыму от странной смеси стыда и желания в лёгких, ведь даже сквозь редкий тревожный сон я до сих пор пытался себя уговорить, что ничего страшного не случилось: она ведь тоже этого хотела?

И поэтому теперь не подпускает меня близко?