– Конечно, он упоминал о вас, – сказала она, мозг её скрипел, как сломанные часы. – Он столько замечательного говорил о вас, госпожа Франкенштейн.
Бровь женщины взметнулась выше.
– Моя фамилия Финкельштейн. Итак, ты – Милу Поппенмейкер, – бодрым голосом заявила Эдда.
Милу сразу поняла, что сейчас её начнут расспрашивать дальше. Она это видела по бровям женщины, точнее, по её одной и весьма любопытной брови.
– Где же неуловимый Брэм Поппенмейкер прятался долгие годы? Мне не терпится услышать всю историю от начала и до конца.
Милу открыла рот, чтобы наплести Эдде невероятную, но убедительную сказку, когда её ноздри вдруг защекотал тёплый травяной запах. Громкое урчание раздалось из-под пуговиц у неё на животе. Низкое, рокочущее урчание, издать которое может самый голодный из желудков.
Вторая бровь Эдды поползла вверх.
Милу почувствовала, как горят щёки.
– Простите меня, – пробормотала она, под всё не затихающее урчание желудка. – Боюсь, мы так хотели покататься на коньках, что совсем забыли про завтрак.
Желудок издал финальный звучный аккорд и умолк. Травяной запах никуда не делся, и у Милу невыносимо закружилась голова.
Управляющая прищурилась.
– Милу, твоё лицо мне как будто слегка знакомо. Мы раньше не встречались?
«Да, – хотелось рявкнуть Милу, – вы шпионили за нами накануне. Вот в этом-то всё и дело».
Но она лишь лучезарно улыбнулась и произнесла:
– Я – младшая дочь Брэма. Несомненно, поэтому я выгляжу знакомо.
– Ясно, – кивнула Эдда, и её любопытная бровь взметнулась ещё выше. – А остальные четверо, они тоже давно потерянные и нашедшиеся отпрыски господина Поппенмейкера?
Четверо. Она знает, сколько их. Наверняка она шпионка. У Милу опять защекотало уши.
– Это мои лучшие друзья, – ответила она, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал. – Я попросила отца взять их к себе.
Девочка понадеялась, что ей удалось изобразить и удержать на лице уверенное выражение, а Эдда Финкельштейн метнула на мельницу заинтересованный взгляд. Милу глубоко дышала носом, чтобы успокоиться. Если управляющая польдером видела, как они возились с папой-марионеткой, значит, она сейчас их всех арестует?
– А где… э-э-э… где Лизель? – спросила Эдда, и её улыбка стала чуть натянутой.
– Путешествует, – пожала плечами Милу. – С подругой. Она любит приключения.
– Да, разумеется, – улыбка Эдды совсем увяла, а рука в перчатке метнулась к медальону на шее, но тотчас упала.
Милу сделала очередной глубокий вдох: густой и тёплый аромат до сих пор висел в воздухе.
– А почему вы одеты как полицейский?
Милу вздрогнула. Она не слышала, как Лотта подъехала к ним. Девочка быстро оглянулась и заметила, что Эг и Фенна идут в сторону мельницы. Папа-марионетка наблюдал за ними с балкона, его голова очень правдоподобно наклонилась.
– На самом деле я одета как управляющая польдером, – объяснила Эдда, скопировав пытливое выражение на физиономии Лотты.
– Но вы женщина.
– Верно.
– Не может быть. Женщинам запрещено занимать такую должность.
– Это маловероятно, – уточнила Эдда. – Но шанс есть.
– Как вы их убедили? Вы когда-то были солдатом? Вы?..
– Это Лотта, – перебила Милу. – Лотта Поппенмейкер.
– Ты очень любопытная, Лотта Поппенмейкер. Кстати, у тебя машинное масло на щеке? И жилетка поверх платья?
– А вы тоже любопытная, – Лотта скрестила руки, но Милу заметила восторженный блеск в её глазах. – И задали свои вопросы, чтобы не отвечать на мои.
Эдда усмехнулась.
– Полагаю, сегодня в воздухе витает много вопросов, – и она похлопала ладонью по корзинке. – Я приготовила кое-какую еду, чтобы поздравить вас с возвращением. Может, мы посидим в тепле? Ваш отец сможет подробно рассказать мне о ваших необычайных похождениях.
Эдда обогнула Милу.
– На таком холоде горячая еда быстро остынет.
Эдда чрезвычайно быстро передвигалась на своих весьма длинных ногах. Она была уже на полпути к берегу, когда Милу едва успела обернуться и сделать один шаг.
– Нет! – крикнула девочка. – Стойте!
Уши резко защипало, но Милу и без интуиции понимала, что совершила ошибку. Эдда, поставившая одну ногу на парапет, замерла и оглянулась. Бровь опять взлетела.
– Он заразный! – выпалила Лотта.
– Заразный? – переспросила Эдда, а бровь поползла ещё выше. – Тогда почему он сидит в жутком холоде?
Милу метнула на Лотту обеспокоенный взгляд.
– У меня всё абсолютно под контролем, – уверенно заявила Лотта. – Он тепло укутан, к тому же с ним наш брат, Сем.
– И от какого недуга страдает Брэм?
– Бактериальный туберкулёз, – ответила Лотта. – Хотя неспециалисты обычно не уточняют причину туберкулёза. В Берлине отца осматривал великолепный микробиолог, который назначил инновационное лечение, подавляющее мерзкую бактерию. Мы думаем, что кризис уже миновал, к весне папа должен поправиться.
Милу всеми силами пыталась скрыть удивление. Что Лотта делает? Что она несёт? Половина слов вообще смысла не имеет.
– Полагаю, вы не знаете, кто такой микробиолог или какова природа бактерий, – с воодушевлением продолжала Лотта. – Уверяю вас, свежий воздух ему не повредит.