Эдда остановилась, чтобы поговорить с теми фермершами, которые несколько дней назад торчали у ворот. Они образовали плотную группу. В сторону мельницы летели коварные взгляды, а брови поднимались вверх. Милу застонала и задёрнула занавеску.
– Ты сомневаешься, стоит ли уходить, да? – напрямую спросил Эг.
– Ты ведь понимаешь, я не могу просто так бросить свой дом, Эг, – прошептала она. – Ты всегда хотел получить ответы, не меньше, чем я. Тоже мечтал найти свою семью, правда?
Эг вздохнул.
– Но я никогда не пытался выяснить, кто мои родители. Мне просто интересно узнать, кто я такой, а это довольно трудно, потому что я никогда не встречал ни одного похожего на меня человека.
– Послушай… Ты – Эгберт Поппенмейкер, мальчик, которому предначертано стать величайшим из всех картографов в мире. Разве это важно, что внешне ты немножко отличаешься от остальных людей?
– Это очень важно, – заявил Эг. – Я собираюсь выяснить, в какой части света я родился, и это первый из многих ответов, которые мне нужны.
Милу сглотнула, а потом кивнула.
– Возможно, нам стоит направиться на восток, в Баварию, – произнёс Эг, меняя тему. – Там есть огромные старые леса, где мы сможем спрятаться.
– По-моему, не имеет значения, куда мы пойдём, – безрадостно отозвалась Милу.
Если им действительно придётся покинуть мельницу Поппенмейкеров, получается, что весь этот путь она проделала зря.
За завтраком, который состоял из остатков картофельного рагу, ребята обсуждали кучу вопросов. Куда им следует пойти, как найти еду и укрытие, когда лучше отправиться в дорогу… Во время разговора Милу кивала и одобрительно мычала, но её уши чесались и зудели, голова пухла от мрачных мыслей, и она практически не слышала, о чём говорят за столом. Вымыв посуду, она незаметно ускользнула на верхний этаж.
Если они вынуждены покинуть мельницу, Милу обязана найти хоть что-нибудь, какую-нибудь зацепку, которая в конце концов поможет ей отыскать семью.
Весь день она прочёсывала мельницу сверху донизу, затем снизу доверху и в обратном порядке. Она не сомневалась, что мама, папа или сестра обязательно спрятали подсказку для неё: нечто, что наведёт её на мысль, куда исчезли все трое. Но спустя несколько часов, проведённых в неустанных поисках, она могла похвастаться только паутиной в волосах, занозами в пальцах и растущими сомнениями в сердце.
Возможно, они не хотят, чтобы их нашли, и Гассбик была права.
Вероятно, родители отказались от неё.
В тот вечер, несмотря на ревущий в очаге огонь и тёплые одеяла, Милу дрожала от тревоги, уши зудели беспрестанно.
Когда дети расселись перед камином в гостиной, Милу опять устроилась за кухонным столом, украдкой поглядывая в окно. Управляющая продолжала ревизионную деятельность снаружи, сгущающиеся сумерки и низкая температура, похоже, не могли её остановить. Когда она не ходила туда-сюда и не общалась с соседями, то прогуливалась по саду или ухаживала за поросятами и курами. Всё время на виду – и с тем же любопытным видом.
– Вот, – произнёс Эг, внезапно возникший у стола.
Он вложил Милу в руки книжицу с «Карнавалом кошмаров».
– Путешествовать стоит налегке, но я не вижу причин, почему бы тебе не взять её с собой.
Милу раскрыла книжку, уши продолжало щекотать, когда она провела пальцем по карандашному рисунку Дерева ночи.
– Спасибо.
Эг посмотрел в окно.
– Когда мы отправимся в дорогу, ты больше не будешь волноваться из-за Эдды, – обеспокоенным тоном добавил он. – Хотя мой… платок пока ещё у неё. Я не могу уйти без него.
– Если завтра Эдда не вернёт платок, я сама его заберу, – пообещала Милу. – Я сделаю это, даже если буду вынуждена вышибить дверь.
Эг улыбнулся.
– И тогда ты точно не привлечёшь к нам внимания.
Они молча наблюдали, как Эдда отдала Арно корзинку с яйцами и помахала мальчику на прощание. Управляющая перешла маленький мостик через канал, её взгляд всё время был прикован к мельнице. А потом на середине дорожки она остановилась, развернулась и направилась к тису.
Милу приникла к оконному стеклу.
Управляющая польдером застыла перед деревом, положив руку на ствол. Её плечи грустно поникли. Внезапно она уронила руку, выпрямилась и зашагала к дому, ни разу не оглянувшись на мельницу. Когда входная дверь её жилища закрылась, Милу долго хмурилась в недоумении.
– Хм, – изрёк Эг.
– Что?
– Я раньше не замечал, но это дерево, – и он постучал по книжице Лизель, – уж очень похоже на тис.
И он побарабанил по оконному стеклу. Мурашки перебрались с ушей Милу на затылок.
Эг угадал. Тис и был Деревом ночи.
Милу выждала, когда все огни в доме Эдды погаснут, после чего выскользнула наружу и поспешила к дереву. Она взяла фонарь, но не зажигала его, пока надёжно не укрылась под оголившимися низкими ветками.
Чем ближе она подходила, тем сильнее становилось жжение в ушах, оно перешло на шею, когда Милу, как и Эдда, протянула руку и коснулась ствола. Мурашки побежали по её рукам.
Дерево, наверное, хранило тысячи секретов. Возможно, у него даже есть секрет специально для Милу.