Неправильные дети

– Нужно, чтобы через четыре минуты зрители заняли свои места, – сказала она. – Получится только в том случае, если мы будем внимательно следить за временем.

Она многозначительно постучала по карманным часам Милу.

– Ровно через четыре минуты. Будь наготове.

Лотта скользнула за амбар. Милу замерла, дрожа от холода, стараясь унять нарастающую панику. Её родители придут. Правда?

Она сверилась с часами: прошла минута. Она испортит представление, если не возьмёт себя в руки. Зрители потребуют деньги обратно, и весь их тяжкий труд пойдёт насмарку.

А они будут вынуждены покинуть мельницу.

Милу прокашлялась. «Сем найдёт их, поэтому всё будет хорошо», – мысленно твердила она. Девочка прижалась ртом к рупору и своим самым низким и громогласным басом обратилась к аудитории:

– ДАМЫ И ГОСПОДА!

В трубке послышалось металлическое потрескивание, и её голос разнёсся по округе. Милу выглянула из-за угла. Тёмные силуэты людей выпрямились.

– МА-А-А-ЛЬЧИКИ И ДЕ-Е-Е-ВОЧКИ!

Гул толпы стих.

– С РАДОСТЬЮ ПРИВЕТСТВУЮ ВАС НА ВЕЛИЧАЙШЕМ И ЖУТЧАЙШЕМ СОБЫТИИ ВЕКА!

Милу услышала, как кто-то из детей всхлипнул.

– ПРИВЕРЖЕНЦЫ ТЬМЫ, ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ТЕАТР УЖАСОВ!

Раздался душераздирающий скрежет петель, когда двери театра распахнулись. Скрип замер на мучительно пронзительной ноте. Милу опять выглянула из-за угла: люди закрывали уши ладонями, а кто-то в страхе прижался друг к другу. Дрожь предвкушения пробежала по её телу.

– ВХОДИТЕ… ЕСЛИ ОСМЕЛИТЕСЬ.

Никто не шевельнулся. Милу представляла, что они видели, потому что именно так всё и было спланировано: огромные распахнутые двери, за которыми лежит лишь зловещая тьма.

Внезапно изнутри амбара раздалась надтреснутая органная музыка. Значит, Эг уже там. Милу сверилась с часами. У неё – одна минута, чтобы занять своё место, а толпа до сих пор выжидающе пялится на двери.

– ТИК-ТАК. РОК ЖДЁТ ВАС.

Послышался смешок. Потом второй. И третий.

Она собиралась сказать что-то ещё, но внезапно толпа хлынула в театр. Мысленно считая секунды, Милу позволила себе быстро улыбнуться, после чего распахнула маленькую дверцу и нырнула в помещение. Она очутилась за сценой. Занавес был опущен, а театр погружён во тьму. Девочка на ощупь нашла лестницу, которая вела на платформу кукловода, по-прежнему отсчитывая время.

Тридцать секунд.

Она слышала, как открылась и закрылась боковая дверца, и вскоре Сем поднялся к ней на платформу. Они оба легли на живот и взяли в руки кресты с ниточками от своих марионеток.

– Десять секунд, – прошептал Сем.

Сквозь небольшую решётку они видели зрительный зал, но могли различить только смутные очертания зрителей, занимавших места.

– Ну? – спросила Милу умоляющим голосом. – Ты их видел?

Сем тихо вздохнул, и её сердце пропустило удар.

– Нет…

Раздался пронзительный свист, который исходил из большого отверстия в полотке, и разноцветный свет тут же залил театр. Фейерверки Лотты взрывались в ночном небе яркими всплесками и спиралями огней. Люди восхищённо смотрели вверх, лица попеременно окрашивались в красный, жёлтый, голубой, зелёный цвета. Милу прижалась к решётке носом. Она успела заметить Эдду, стоявшую у дверей, и того загадочного человека в зелёном плаще. Гость уже сидел на стуле, он до сих пор не откинул капюшон, а руки аккуратно сложил на коленях.

Но нигде не было видно иссиня-чёрных волос. И глаз почти чёрного цвета.

Комок встал у неё в горле, лишив дара речи.

Зрители зааплодировали, когда салют громко и эффектно завершился. И снова зазвучала хриплая, надтреснутая музыка органа, столь же мелодичная, как скрежет ногтей по доске. Милу чувствовала подступающую тошноту, но совсем по иной причине. Почему она не видит свою семью? Почему Сем их не обнаружил?

Под потолком закружились механизированные привидения Лотты, марлевые полоски касались голов изумлённой аудитории. Пролетев полный круг по залу, призраки затрепыхались на месте. Милу услышала щёлканье шестерёнок. Занавес поднялся, и под потолком сцены ожили электрические лампочки, осветив девочку-марионетку. В руках она держала ржавую клетку, в центре которой висело кроваво-красное сердце.

Прозвучал особенно громкий аккорд (сигнал для Милу), звук эхом разнёсся по всему театру. Аплодисменты стихли, люди смотрели на сцену в ожидании, когда шоу начнётся.

В электрическом свете, который теперь заливал подмостки, Милу увидела, что Сем ободряюще улыбается ей.

Эг повторил сигнальный аккорд, и Милу приникла ртом к говорительной трубке.

Но с её губ сорвался лишь низкий сдавленный хрип.

33

Милу в отчаянии зажмурилась. Гробовая тишина вгрызалась в барабанные перепонки. Паника впивалась в кожу крошечными ледяными иголками. Раньше её никогда не охватывал подобный ступор. Ни разу. Несмотря на значимость момента, она никак не могла заставить себя говорить. Просто не могла.

– Милу?

Голос Сема был тихим, но этого оказалось достаточно, чтобы она резко открыла глаза. На другом конце платформы приподнялась Лотта. Ребята в страхе смотрели на Милу.

Прозвенел ещё один сигнальный аккорд.

И опять наступила неловкая тишина, удавкой обвивавшаяся вокруг горла девочки. Кто-то в зале заулюлюкал.