Неправильные дети

Милу попыталась заговорить в трубку, но не сумела выдавить ни слова.

Где её родители?

Кто-то встал, чтобы уйти, и Сем потряс её за плечо.

– Милу, – настойчиво и беспокойно позвал он. – Пожалуйста…

Она почувствовала, как по щеке катится горячая липкая слеза. В груди стало очень тяжело.

Затем раздался свист, высокий и мелодичный, напоминающий птичью трель. Сквозь щели на платформе Милу увидела, что на сцене стоит Фенна, вытянув одну руку вверх.

У Милу перехватило дыхание. Ей не нужно было смотреть в зал, чтобы знать, что все взгляды прикованы сейчас к Фенне, которая ещё несколько недель назад предпочла бы прыгнуть в яму с разъярёнными змеями, чем появиться на сцене перед сотней зрителей.

Милу заметила, как напряжены её плечи, и понимала, что подруга сейчас чувствует себя совсем не уютно. Но она стоит на подмостках, храбрая как рыцарь, и делает это с одной только целью: дать Милу время собраться с силами, пока всё окончательно не пошло прахом.

Фенна вновь засвистела, воспроизведя первые два такта «Маленькой ночной серенады» композитора Моцарта. Хотя её новый голос был хриплым и нетвёрдым, свист звучал гладко и уверенно, как будто она всю жизнь общалась с птицами на языке трелей. Когда прозвучала последняя нота, с изъеденных жучками театральных балок раздался ответный писк.

– Ах! – прокатилось по залу.

Милу услышала шорох крыльев. Совёнок Моцарт по спирали слетел прямо к Фенне. Он непрерывно пищал, взяв курс на её вытянутую руку.

Оказавшись на сцене, он заухал и сорвал новую порцию аплодисментов. Фенна быстро посмотрела вверх, и, хотя Милу знала, что подруга её не видит, она кивнула и прижалась ртом к говорительной трубке.

Она прогнала прочь все мысли о родителях и сестре. Сейчас ей надо думать только о друзьях. Они положились на неё, и она не желает подводить их.

– КОШМАРЫ ПРИХОДЯТ КАЖДУЮ НОЧЬ.

Голос её звучал хрипло и сухо, но твёрдо. Милу не сводила глаз с Сема, который ободряюще улыбался.

– ИХ НЕ УНЯТЬ. КОГДА ОНИ УЖЕ ВОНЗИЛИ В ТЕБЯ КОГТИ, ИСПРОБОВАЛИ ТВОЮ ДУШУ И ВКУСИЛИ ТВОЙ СТРАХ, ИХ НЕ УНЯТЬ.

Милу наклонила голову марионетки, чтобы Теодора посмотрела в зал. Эг изобразил на игрушечном личике вселенскую грусть. Длинные рыжие волосы куклы безжизненно падали на щёки, а колени были подтянуты к подбородку.

Зазвучала тихая бренчащая мелодия, а привидения, подвешенные на тонких нитях, снова закружили по залу. Искусно ведомая Милу, Теодора подошла к краю сцены, её конечности двигались неестественно, но в марионетке была своеобразная грация, гармонировавшая с печальной музыкой органа.

– Я – ТЕОДОРА ХРУПКОЕ СЕРДЦЕ, И СЕГОДНЯ КОШМАРЫ ВНОВЬ ПРИДУТ ЗА МНОЙ.

Плоские декорации упали, открыв зрителям узловатое, искорёженное Дерево ночи на заднем плане.

– ТЕОДОРА ХРУПКОЕ СЕРДЦЕ, – заговорило Дерево ночи хриплым голосом Милу. – ВРЕМЯ ПРИШЛО.

Оборотень, которым управлял Сем, выпрыгнул на сцену, бросился вперёд и схватил Теодору. Милу завыла в говорительную трубку.

– АР-Р-Р-РУ-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У!

В зале раздались сдавленные всхлипы.

Милу и Сем повели своих марионеток через королевство кошмаров. Милу не смотрела на зрителей, но слышала их вскрики и возгласы. Когда на сцене с грохотом появились жуткие карнавальные ворота, девочка не удержалась: она подалась вперёд, чтобы взглянуть в зал. Зрители, не моргая, уставились на подмостки.

Милу улыбнулась, ниточки марионетки танцевали в её руках.

И вновь заиграла музыка. На этот раз мелодия была поживее, хотя в ней и не угадывался чёткий ритм: казалось, что кто-то подрыгивает или танцует прямо на органчике. За железными воротами на сцене появились новые куклы. Они выкрикивали имя Теодоры, а Милу вела свою марионетку к воротам как будто против её желания.

Теодоре оставалось сделать лишь шаг, когда занавес опустился, одновременно с этим погасли лампы, внезапно погрузив сцену во тьму. Но не успели зрители отреагировать, как занавес снова поднялся: теперь подмостки освещала одна-единственная электрическая лампочка.

Для Милу настало время закончить историю Лизель.

Для Теодоры Хрупкое Сердце настало время умереть.

Милу догадалась, что именно воплощали кошмары: страх смерти героини. По той же самой причине ей самой снились кошмары, в которых она тонула под горящим кораблём Ротмана. Но она не шагнула за жуткие ворота… в отличие от Теодоры. Она пришла на карнавал, но это не означало, что она обязательно будет страдать. Милу знала, что от кошмаров существует только одно противоядие.

На сцене Теодора очутилась в кровати. Она спрятала лицо в ладонях, её плечи вздрагивали при каждом всхлипе. Марионетка медленно встала с постели и побрела к краю подмостков.

– Я БОЛЬШЕ НЕ МОГУ ПРОТИВИТЬСЯ ЗОВУ КАРНАВАЛА, – Милу выдержала долгую паузу, чтобы усилить напряжение в зале. – КОГДА Я В СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ УСНУ, КОШМАРЫ ПОГЛОТЯТ МЕНЯ И Я СТАНУ ПРИЗРАКОМ, ЗАТОЧЕННЫМ В ТЕНЯХ. Я ИСЧЕЗНУ… НАВСЕГДА.

Зрители молчали, лишь стулья заскрипели, когда все подались вперёд. Милу пошевелила ниточками марионетки. По театру разнёсся равномерный стук, когда девочка принялась стучать пальцем по говорительной трубке.