Неправильные дети

– Я не могу уехать. Тут мой дом. А вы – моя…

Она не смогла договорить, потому что все четверо бросились к ней и задушили в отчаянных объятиях.

– Семья, – сказала Фенна: её личико затерялось среди свесившихся прядей волос Милу.

Когда Милу отстранилась, то улыбнулась друзьям, радуясь, что больше у неё внутри ничего не ноет и не скручивается от боли. Она знала, что сделала правильный выбор.

– Да. Вы – моя семья.

Оглянувшись, она заметила, что Брэм до сих пор наблюдает за ними. Он слегка улыбнулся ей, кивнул, а затем цокнул языком, подав сигнал лошади. Колёса затрещали, копыта застучали, и экипаж медленно покатил прочь, покидая мельницу.

Брэм Поппенмейкер уехал.

Снова.

44

Милу устроилась на нижней ветке тиса, а карета Брэма катила по дороге вдоль канала.

Друзья сидели рядом с Милу, свет фонариков, которые всё ещё висели на дереве, озарял их щёки и носы. Когда экипаж растворился в ночном сумраке и окончательно скрылся из виду, девочка долго и прерывисто выдохнула. Она крепко прижимала к груди тряпичную кошку, прямо к карманным часам, и вскоре ей стало казаться, что тихий постоянный пульс тикает в такт с её собственным.

– Что теперь? – прошептала она, глядя на созвездия, как будто ждала услышать от них ответ.

И услышала голос Сема.

– Спать.

Фенна громко зевнула.

– Весной я запущу мельницу, – заявила Лотта. – Я пока не узнавала у Эдды, но мне интересно, сможем ли мы получать ещё больше электричества для театра.

Сем оживился.

– У меня возникли кое-какие идеи насчёт кукол. У Брэма – красивые эскизы, но у меня появились свои задумки.

– И мы что-нибудь придумаем со свистом для Фенны, – проговорила Лотта. – Только представьте: истории, марионетки, электрические огни и наша собственная птичья певица.

Фенна тихо хихикнула, её глаза поблёскивали в свете фонариков.

– Как бы чудесно это всё ни звучало, – серьёзным тоном произнесла Милу, – но у нас с Эгом есть важная задача. Надо узнать происхождение платка. Нам потребуется время, чтобы постучаться во все двери в Амстердаме.

– Хорошо, что у меня уже имеется карта местности, – заметил Эг. – Мы можем вычёркивать каждый дом, который проверили.

Милу не видела его лица, но он растягивал слова, и она понимала, что мальчик улыбается.

– Это место – просто мечта, – добавила Лотта, непринуждённо болтая ногами в штанинах и постукивая башмаками с деревянными подошвами по стволу. – Я никогда не захочу отсюда уезжать. Здесь столько возможностей, столько всего можно сделать.

– А я, если честно, мечтаю поспать, – откликнулся Сем. – Как минимум неделю.

Скрипнула дверь, и из своего дома вышла Эдда. Она направилась прямо к ним по дорожке.

– Похоже, вы хотите, чтобы мы все лежали в кроватях, – вздохнула Лотта и спрыгнула с ветки. – Уже очень поздно. Нам давно пора спать.

– Э-э-э, – пробормотала Эдда и моргнула. – Да… Я согласна, это очень разумно, но сейчас мне нужно поговорить с Милу, хорошо?

Она адресовала вопрос Милу и смотрела немного настороженно. Девочка кивнула.

Эг и Фенна тоже слезли с тиса. Сем перекинул одну ногу через ствол и едва не упал. Лотта подхватила его прежде, чем он свалился на землю. Фенна поднесла пальцы к губам и пронзительно свистнула: Моцарт спикировал на её плечо с верхней ветки. Дети пересекли мостик и скрылись на мельнице Поппенмейкеров, превратившись в смутные силуэты за кисейными занавесками: кукольный спектакль про усталость, которая валит с ног.

Эдда молчала, устремив взгляд на сад, её лицо было скрыто в тени. Плечи женщины поднялись и опустились, а потом она забралась на ветку рядом с Милу.

– У меня никогда не получалось нормально залезать на этот тис, – пропыхтела она, усевшись и с опаской посмотрев вниз. Можно было подумать, что она сидит на краю утёса. – Лизель и Тибальт надо мной не смеялись, они даже спускались на нижнюю ветку. Когда я отправлялась спать, они снова забирались на верхушку и любовались звёздами.

– Знаю, – сказала Милу со слабой улыбкой. – Я нашла там их имена.

Неловкий момент прошёл. Завыл ветер.

– Вы подсматривали за нами в ту первую ночь, правда? – спросила Милу.

Эдда усмехнулась.

– Да. Но я совершенно точно не ожидала увидеть пятерых детей, мастерящих поддельного отца.

Она тяжело вздохнула.

– Мне жаль, если моё любопытство тебя встревожило, – Эдда помолчала, её лицо стало непроницаемым. – Ты не любишь меня, верно?

– Не любила, – призналась Милу и скорчила рожицу. – Я ведь думала, что вы можете оказаться оборотнем.

Бровь Эдды выгнулась, как натянутая тетива лука, и женщина громко рассмеялась.

– Согласна, что это безумие, – простонала Милу.

– Да уж, – произнесла Эдда. Она перестала смеяться и посерьёзнела. – Я считаю, что ты безумно чудесная. Все вы. Я могла наблюдать за вами и увидела, чего вы достигли. Вы усердно добивались своей цели. И как великолепно у вас это получалось, – Эдда вновь тепло улыбнулась. – В нашем мире нужно побольше такого безумия, которое есть у тебя. Пожалуйста, не меняйся.

Милу тоже хотелось улыбнуться, но она закусила губу.