Неправильный рыцарь (СИ)

Какие тут отбивные, какой жареный лук, какое вино! Их разговор длился уже третий час, и все это время, как обезумевшая лошадь, вертелся по кругу, то и дело возвращаясь к одному и тому же: может ли сиятельный господин барон сразу же забрать свою новоявленную невесту, то бишь Мелинду Рыжекудрую, законную младшую внучку урожденного герцога Дальнибергского, аббата Фета-бри-Пармезан, а ныне — отца Губерта. Или же — он, Эгберт Филипп, отправится один, а за оной девицей явится чуть позже, с должным (то бишь торжественным и пышным) сопровождением, наиболее приличествующим важности данного момента.

Отца Губерта (как оказалось) не устраивали оба варианта. Он ни в какую не соглашался отпустить любимую младшенькую внучку черт знает куда бог знает с кем. Это предложение казалось ему верхом наглости со стороны рыцаря. О том, чтобы превратить свой драгоценный Лес (пусть даже ненадолго: на день-два, неделю-другую) в место столпотворения, старик и слушать не хотел. Ужасно! Возмутительно и категорически небезопасно. Нет! Ни за что!

Было и еще одно «но». Существенное и немаловажное. Отпускать Мелинду, как говорится, «в чем стоит», то есть без приданого (хоть бы мизерного), старику было стыдно. А снабдить будущую госпожу баронессу всем полагающимся ее нынешнему и (тем паче!) будущему статусу (золотом, драгоценными камнями и ювелирными изделиями — словом, вещами первой необходимости) — жалко. За долгие годы, проведенные в Лесу, старый монах отвык разбрасываться нажитым добром. «Вам, людям, лишь бы тратить, лишь бы расточать!» — взревел он в ответ на несмелую (даже стыдливую) просьбу рыцаря одолжить (или — на худой конец — пожертвовать) ему всего несколько золотых или горсть серебра — для удачного прохождения королевских застав, охрана которых славилась редкостной жадностью далеко за пределами королевства.

Эгберт так и не понял, что же трудней для святого отца: расстаться с внучкой или с деньгами. Потому как тот наотрез отказался ссудить рыцарю даже малую их толику. «Не мои это деньги, не мои. Я лишь хранитель. Ничего не дам, даже и не проси! Зряшнее дело ты задумал!»

В общем, обе высокие договаривающиеся стороны, как ни старались, не смогли придти к обоюдовыгодному решению. Они даже чуть было не подрались. В этот раз (как ни странно) инициатива исходила от Эгберта.

Отец Губерт отказался верить в чистосердечие рыцаря, умолявшего его отпустить Мелинду безо всякого приданого. Что-оо? Да где ж это видано, а?! Ох, и враки! Ох, и бред! И монах, с ехидным прищуром, предложил сиятельному господину барону (коли тому совсем уже ничего не нужно, ха-ха!) забирать девушку и вовсе… нагишом. Так сказать, в костюме Евы.

Любовь (большое и светлое чувство), в целом, благотворно подействовала на Эгберта. Она придала ему силы и влила в кровь капельку задиристости, которой до того времени ему (увы!) здорово не доставало. Услыхать подобную наглость… И от кого-о? кого же?! От почтенного старца, духовной особы. Да еще и (какой кошмар!) — в адрес собственной внучки. Этого рыцарь никак не ожидал. Разумеется, он не мог стерпеть подобное оскорбление своей Прекрасной Дамы — он, Эгберт Филипп, сиятельный господин барон, подпрыгнул и (что есть мочи!) саданул монаха в глаз. Тот опешил, охнул, крякнул (скорей от неожиданности, чем от боли) и уже было замахнулся для ответного удара, но…

…но передумал и с уважением взглянул на красного от гнева Эгберта, стоящего против него в воинственной позе, со сжатыми кулаками.

— Ладно, ладно! — миролюбиво прогудел старик. — Не желаешь себе добра — так и быть, женись. Только Мелинду я с тобой сейчас не отпущу, даже и не проси. А деньги…хм, деньги…ох, уж эти деньги!

Он осторожно потрогал пострадавший глаз.

— Прости, дружище, но это и впрямь не мое достоянье. Все лучшее — детям. Так оно мне было велено и завещано еще прежним… впрочем, тебе это вряд ли интересно. В общем, не могу и все тут. Выкручивайся уж сам, как знаешь.

Это было, бесспорно, самое необычное (если не сказать, странное) благословение на брак изо всех когда-либо слышанных рыцарем. И, несмотря на то, что он уже второй раз терпел неудачу, Эгберта прямо-таки распирало от счастья. Хотя это светлое, жизнерадостное, ничем (слава богу!) незамутненное чувство сыграло с ним злую шутку. Оно попросту отшибло ему память: счастливый Эгберт и думать забыл, как выпутаться из истории с графиней. Объясниться с ней начистоту означало попасть в лапы ее наймитов-колдунов, а те уж постараются — наворожат, наколдуют та-а-ко-ое! От одной мысли об этом у рыцаря мороз пробежал по коже.

Надо сказать, его страхи были отнюдь не беспочвенны. Слава о колдунах, состоящих на службе у госпожи графини, давно расползлась по всему королевству. Лишь те маги, что жили во дворце Его Величества, превосходили их и числом, и умением. Да и то слегка. Так, на пару-тройку (правда, очень сильных и долгоиграющих) заклинаний. Впрочем, именно из-за особой силы и длительности эффекта, их реже других пускали в ход.