Неправильный рыцарь (СИ)

«А документы уж больно древние, древнее Свидетельств Короны. Так что, ежели не захотите уступить трон, придется на нем подвинуться. Да-да, Ваше Величество!»

— И не смотри на меня так! — Она вскочила, топнула ногой и погрозила тонким полупрозрачным пальцем перед носом статуи. — За деньги можно все! Деньги и знания правят миром! Да, деньги и знания. А совсем не то, что ты проповедовал. «Ах, любовь! Ах, доброта! Ах, сострадание! И ко всем тварям, непременно ко всем! Ах, ох!» Сомнительно и, в высшей степени, ненадежно! То ли дело королевская корона…о-оо! Ведь я этого достойна! Ну, чего молчишь?! Или у тебя по-прежнему свое мнение на этот счет?!

Хмурый лик святого подтверждал: да, свое! Разумеется, свое! Другого нет и быть не может, да и не должно. Возможно, то была игра света и тени — всего лишь игра света и тени. (Не более!) И небесному покровителю, и его каменному подобию, скорей всего было давно плевать на бренное и суетное. И уж, конечно, святой — славившийся при жизни (яркой, но — увы! — недолгой) беспримерной добротой, великодушием и милосердием — не смог (да и не стал бы) обижать даму.

Но Марте эдакие тонкости и нюансы были глубокобезразличны.

— Ах, да! Конечно! — сквозь зубы процедила она. — Ты же лет двести как занят исключительно собственными внутренностями! Никак не наглядишься, фу! Прости за беспокойство! Больше не потревожу!

Выплюнув эту тираду, она трижды поцеловала гроссбух, с аккуратностью и даже некоторым благоговением застегнула на все застежки, еще раз нежно погладила, а затем — вернула его в тайник.

Глава двадцать восьмая

— Ты эта, бабка… шевелися давай!

Запыхавшийся, потный и красный от натуги и порядком обозленный слуга ввалился в каморку Элоизы. Двадцать… нет, целых двадцать пять ступеней — крутых, отвесных и («черти б их драли!») вьющихся по спирали — эт вам не хиханьки! Особенно, когда тебя посылает сама Хозяйка. Не исполнишь, чего велено — в лучшем случае, прогонят взашей, ну, а в худшем… Ох, лучше и не думать об этаком! Потом изойдешь, но исполнишь!

— Шевелися, я сказал! — набросился на оторопевшую ведьму толстяк. — Сама зовет… Сама-а! Ясно тебе, старая?!

Он схватил удивленную, испуганную, не ожидавшую ничего подобного Элоизу за шиворот, как следует, тряханул и…кусок ворота с засаленным, рваным кружевом остался в его жирных белых пальцах.

— Ах, ты-и… рух-хлядь! — пропыхтел толстяк и покраснел, и надулся еще больше.

Согнав растерянную ведьму вниз, он направлял ее пинками — так, на всякий случай, чтоб ненароком не заблудилась — и, в конце концов, благополучно допинал до заветного кабинета. Словом, блестяще справился с поставленной задачей и теперь мог рассчитывать на небрежную господскую похвалу.

Но буквально у самой двери «проклятущая бабка» зацепилась ногой за краешек ковра и упала, увлекая за собой и конвоира. Который едва не раздавил, не расплющил хилое старушечье тело и при этом ругался так, что окружавшие их каменные статуи — и те покраснели бы (если бы могли).

А было от чего! Перед потной от напряжения физиономией стражника оказалась нога Элоизы. Раз-в-раз! Рваный шерстяной чулок съехал до самой щиколотки, обнажив кожу. Желтушно-синюшную. То-о-ощую… Будто куриную. Всю в мелких плоских бородавках — ни дать, ни взять налипшее пшено (или мышиное дерьмо). Покрывавшие ее там и сям седые волосенки также не добавляли ей красы и прелести. Ох, не на такую ногу предпочел бы он пялиться! Одно слово, мерзость! Стражник прикрыл глаза, сплюнул и негромко выругался. Эк его угораздило! «Еще, не приведи бог, прибежит кто, а я тут с этой образиной… Житья ведь потом не станет! Ох, нет, господи!»

На шум и грохот, однако, не прибежал никто. Либо никто не слышал, либо подобные звуки были привычны для этих стен. И лишь через некоторое время, когда и слуга, и старуха, побарахтавшись, поднялись на ноги, обитая металлом высокая узкая дверь медленно, не спеша, отворилась, и на пороге возникла Она. Сама.

Тонкий силуэт, туго обтянутый бледным атласом, многочисленные серебряные украшения и полупрозрачные камни — казалось, перед ними не женщина, не Прекрасная Дама, а выходец из Потустороннего Мира. Призрак, мираж, фантом. Фата-моргана — только не существо из плоти и крови.

Слуга облизал вмиг пересохшие губы. Если б он своими руками, самолично то есть, не начищал до блеска, и не устанавливал эти доспехи… Если б он не знал точно (а как ему не знать-то!), что внутри металлических чучел нет ничего, ни-че-го — ну, ровнехоньким счетом… Если б он не понимал какой-то частью своего и без того невеликого разума: из страшилищ в здесь водятся разве что пауки… Если б он (ох-хх!) всего этого не знал…

— Молодец, — произнесла госпожа графиня. — А теперь — пшел вон!

В следующую же минуту слугу, несмотря на все его (признаться, весьма обременительные) семь пудов, как ветром сдуло. Был — и нету его!

Госпожа графиня раздвинула губы в некоем подобии улыбки и подмигнула Элоизе, отчего та вздрогнула и сжалась в комок.