Непреднамеренное отцовство

— Я не знаю, как ответить, — Ярослав пожимает плечами. — В машине хныкал немного и пару раз его тошнило.

Мне беспокойно. Ожидание нескольких минут мне кажется вечным. Нажинский спокойно стоит у двери, а я хожу туда-сюда, измеряя вдоль и поперёк шагами несколько квадратных метров коридора. Внутри всё будто трясётся.

Но вот выходит доктор, и я вся сжимаюсь в ожидании вердикта.

— Это не аппендицит. Дискинезия желчевыводящих путей, обострение. Ему поставили спазмолитики, через час заберёте мальчишку домой. Лечение и диету я написал, если будут вопросы, там мой телефон указан.

Я выдыхаю с облегчением. Напряжение исчезает так внезапно, что я даже ощущаю кратковременное лёгкое головокружение.

— Спасибо, доктор, — Нажинский протягивает ему руку и крепко жмёт.

— У вас крепкий парень, Ярослав Юрьевич, — улыбается врач.

— А к нему можно? — вклиниваюсь я.

— Да, конечно.

Я вхожу в процедурку, и сердце сжимается при виде моего сыночка и иглой и трубочкой в руке. Так уж повелось — меня любое отклонение в его состоянии повергает в шок и панику. Знаю, что это ненормально, и что мне нужно учиться относиться более адекватно, но не получается. Все мысли и интересы сразу же атрофируются, как только с Ромкой что-то не то.

А сейчас я ещё и чувствую жуткую вину за то, что не я приехала за ним, когда стало плохо. Меня не оказалось рядом. Всегда же на связи, а тут прошляпила!

— Зайчик, — подхожу к нему, наклоняюсь и целую в щёчки и лобик. — Как ты?

— Нормально, мам, — отвечает достаточно бодро, но я замечаю, что на руку, в которой стоит капельница, старается не смотреть. — А папа где? Уехал уже?

Надо же, даже обидно. Царапает немного, что он сразу об отце вспоминает.

— А ты пешком, что ли, потопаешь? — раздаётся сзади негромкий мужской голос.

Возможно мне кажется, но что-то в этом голосе изменилось. Совсем немного, почти незаметно. И изменения эти слышны только когда Нажинский разговаривает с Ромкой. Или и вправду кажется мне.

— Я тебя сильно отвлёк от работы?

Ромка спрашивает, глядя на Ярослава виновато, но ещё я замечаю в этом взгляде хитренькие огоньки надежды услышать обратное.

— У меня на этот день всё равно ничего срочного запланировано не было.

Ну конечно, вряд ли стоило ожидать от Нажинского фраз по типу «ты для меня важнее любых дел». Но тем не менее, он не резанул чем-то вроде «да, из-за тебя мне пришлось отложить совещание». Уже прогресс.

У Ярослава звонит телефон, он вытаскивает его из внутреннего кармана пиджака и смотрит на экран.

— Давай, парень, приходи в себя. Я выйду, нужно ответить, скоро домой поедем.

Нажинский выходит, а Ромка успокаивается. Ему уже того, что отец рядом и без него не уедет — достаточно, чтобы не тревожиться.

Около сорока минут капает капельница, а мы с сыном болтаем о том, о сём. Стараюсь отвлекать его, расспрашиваю про детский сад, что делали, какие были занятия. С сожалением объясняю, почему ему какое-то время нельзя будет есть много сладостей.

Медсестра снимает капельницу, оценивает самочувствие ребёнка, которое определённо улучшилось, а потом даёт нам добро идти домой. Я одеваю Ромку, и мы выходим из процедурной.

— Сейчас позвоню папе, сынок.

Но набрать Нажинского я не успеваю, он и сам как раз входит в коридор со стороны лестницы.

— Готов? — обращается к Ромке, а потом, к моему удивлению, осторожно подхватывает его на руки. — Поехали.

Он сам усаживает его в детское кресло, потом возвращается за руль.

— У тебя кресло в машине оказалось? — спрашиваю удивлённо, пристёгиваясь?

— Нет, попросил у секретарши своей, когда из сада позвонили.

— Ясно.

Ромка притихает сзади, Нажинский молча ведёт машину, а я чувствую себя немного неуютно.

— Ярослав, спасибо, что забрал Рому. Я забыла включить телефон на звук, была на маникюре и не услышала, а когда увидела…

— Всё ведь в порядке, успокойся.

Он отрезает это совершенно спокойным равнодушным тоном, но у меня внутри всё равно сидит комок из чувства вины. Надо впредь быть внимательнее.

Возле дома обнаруживаем, что Рома уснул в кресле. Умаялся от боли и стресса, да и дневной сон пропустил же.

Я выхожу из машины, открываю заднюю дверь и аккуратно расстёгиваю ремни. Просовываю тихонько руку Роме под голову, намереваясь вытащить из машины, чтобы донести спящим до лифта, а потом переложить в кровать, но слышу рядом раздражённый голос Нажинского.

— Отойди.

Чуть отступаю и весьма удивляюсь, когда она сам аккуратно достаёт сына из машины и на руках несёт к подъезду. Мне же остаётся только семенить за ним.

28

В коридоре квартиры я быстро скидываю сапоги и первой спешу в детскую спальню. Зашториваю окна, откидываю покрывало на кровати. Ярослав заносит Рому, аккуратно опускает его на постель, и когда я уже дёргаюсь, чтобы прикрыть сына одеялком, делает это сам.

А я снова чувствую растерянность. Привыкла заботиться о ребёнке одна, даже мама особо не принимала участия. С одной стороны я рада, что Ромка уже не напарывается на бетонную стену безразличия, как было поначалу, но с другой… Мне как-будто бы страшно, что сын будет во мне меньше нуждаться.