«Непредсказуемый» Бродский (из цикла «Laterna Magica»)

«– Дамы и господа! Берт, помнишь наш с тобой разговор про Женино участие в моем отъезде?»[212] и т. д.

Конечно, диалог мог быть описан более или менее верно, что подтверждает сам Евтушенко (и на основании чего Волков делает вывод, что оба поэта говорят «об одном и том же и пересказывают суть разговора приблизительно так же»). Но можно ли сказать то же о мотивах самого Бродского? Не иначе как продолжая симулировать амнезию, Бродский оставляет без упоминания тот факт, что просьба, с которой к нему обратился Евтушенко, была естественным продолжением его визита. Однако о том, кто кому нанес визит и с какой целью, мы не узнаем из рассказа Бродского. Подробности всплывают лишь в рассказе Евтушенко.

И выясняется, что Бродский пришел к нему в гостиницу в Нью-Йорке с повинной («Ты никогда не был в эмиграции. Ты не понимаешь, что волей-неволей начинаешь искать, кто виноват»). А следом поступила просьба о помощи. Бродский попросил Евтушенко помочь с визитом родителей в Америку.

Такова версия Евтушенко, которой отказываются верить. И парадокс заключается в том, что вопрос о том, кому верить, решается в том же модусе суспенса недоверия. Только этот суспенс оказался ангажирован лишь для интерпретации нарраций Бродского. А пожелай судьи над Евтушенко подключить свой когнитивный багаж, они бы заметили, что сам факт появления Бродского в гостинице, где жил Евтушенко, без приглашения подтверждает то, что Бродский категорически отрицает, а именно, что у него было к Евтушенко срочное дело. Срочным делом могло быть, как утверждает Евтушенко, предложение повиниться за клевету, вслед за которым последовала просьба о помощи.

И теперь мы подошли к кульминационному моменту драмы, коснувшейся, полагаю я, исключительно Евтушенко.

В качестве преамбулы вспомним, что Бродский уже парит в высших слоях стратосферы, а Евтушенко находится в поисках работы. Выбор Евтушенко падает на Квинз-колледж, в который он когда-то устрaивал Бродского. Однако именно в Квинз-колледже работает приятель и переводчик Бродского и конкурент Евтушенко некий Барри Рубин. И Бродский топит кандидатуру Евтушенко. «Чего не сделаешь ради дружбы?» Так рассуждают телекомментаторы этой истории.

Но что же делает «ради дружбы» поэт и нобелевский лауреат Иосиф Бродский?

За спиной Евтушенко он оповещает администрацию Квинз-колледжа, что претендент на профессорскую должность является автором стихотворения «Свобода убивать», в котором есть строки, оскверняющие американский флаг. Вот и решайте, может ли предатель Родины занимать преподавательскую должность? Буквально письмо Бродского выглядело так:

«Трудно представить больший гротеск. Вы готовы вышвырнуть человека, который свыше трех десятилетий изо всех сил старался внедрить в американцев лучшее понимание русской культуры, а берете типа, который в течение того же периода систематически брызжет ядом в советской прессе, как, например, “И звезды, словно пуль прострелы рваные, Америка, на знамени твоем”.

Конечно, времена меняются, и кто прошлое помянет, тому глаз вон. Но “конец истории”, мистер Президент, не есть еще конец этики. Или я не прав?»[213] – писал, вернее, повторно доносил на Евтушенко Бродский. Я говорю «повторно», ибо первую попытку он уже сделал, объявив Евтушенко НЕ-ПАТРИОТОМ России. Теперь он поставил под сомнение ПАТРИОТИЗМ Евтушенко по отношению к Америке. Как видим, Бродский платил Евтушенко той же монетой и к тому же фальшивой.[214]

И тут хотелось бы спросить. Нет ли здесь аналогии с тем спектаклем, в который были вовлечены Синявский и Даниэль в 1965 году? Ведь и в том, и в другом случае письмо подготовил человек, не поленившийся отыскать «крамольные мысли» в произведениях указанных авторов. Сейчас эту должность занял поэт Бродский, потребовавший, чтобы коллеге отказали в работе на основании «преступления», которое совершил его лирический герой!

У читателя может возникнуть правомерный вопрос: высек ли городничий «унтер-офицерскую вдову», т. е. является ли авторство этого письма аутентичным? Судя по всему, оно никогда не перешло в руки Евтушенко, а сам Владимир Соловьев, неизвестно по чьему капризу получивший во владение этот документ, легально принадлежащий наследникам, не удосужился его опубликовать целиком. Впрочем, права на публикацию его лишал все тот же закон.

У меня лично нет сформировавшегося мнения относительно авторства. Фразы «изо всех сил старался» или «брызжет ядом» не представляются мне аутентичными, хотя я допускаю, что доносы пишутся по иным законам, нежели эстетическая проза. С другой стороны, самый зачин («Трудно представить больший гротеск») и весь последний абзац письма вполне могли бы принадлежать перу Бродского.