Непрекрасная Элена

— Поблизости граница черных лесников и степных красных муравьёв, так они себя называют, дикари леса и степи, — нарочито ровно выговорил капитан. — В поезде не более сотни душ. Вы хоть примерно представляете, сколько сил в два-три дня соберёт любой из так называемых атаманов степи? Вы знаете скорость передвижения боевых групп красных муравьев? Вы слышали о том, что могут чёрные лесники? А еще есть чудище. Иногда оно приходит, учуяв немирье на реке. Я был вольным охотником, бродил вне стен города. Да что с вами говорить… Кругом гиблое болото, но мне проще сойти на берег, чем исполнить убийственный для поезда приказ.

Капитан говорил и знал: он старый, он устал и слова его сейчас — не те, что нужны людям. Он озвучивает страхи, а начпоезда пафосно, но ловко, поощряет гордость… Капитан знал, что проигрывает и внешне. Он грузный и одутловатый, юнец из Оссы — рослый, поджарый, мускулистый. Вдобавок — врожденная осанка вожака, без труда, по праву рождения, данная сыну хранителя крупного города.

— Я принял решение. Я капитан и это мое право. — Голос старика прозвучал устало и спокойно, а рука, обычно вялая, уверенно дотянулась до витого шнура телеграфа.

Сигнал «стоп-машина» — три коротких рывка — ушёл исполнителям. Капитан чуть помолчал и всем корпусом обернулся к начпоезда.

— Наш город мал. Может, именно поэтому мы много знаем о законе вне стен, — капитан говорил свободно и не кланялся. Хотя прежде проявлял вежливость, беседуя с начальником поезда. — Пусть дикие переправятся. Как капитан передового паровика я беру на себя это решение. Если оно не устраивает вас и поход в целом, за перекатом я сойду на берег. Но сейчас мы встанем на якоря! Так решил я, представитель Капитанского союза, неподотчетного Оссе и любым иным городам.

— Хм… бунт в поезде, — начальник метнулся к шнуру и в два рывка отменил приказ капитана. — Я водил зимние санные поезда, горные воздушные… я отвечал за ценный груз и не терял людей… Потому что знаю: в походе первичен закон поезда, он — единоначалие. Я приказываю: полный ход!

— Мы ведь их… в месиво, — хрипло выдохнул капитан.

Колесник, влекомый силой инерции, одолевал дугу речного изгиба и все более тормозился. В машинном отделении заметили противоречивость приказов и исполнили их частично: и машину не застопорили, и полного хода не дали. Паровик едва справлялся с течением, а капитан и начпоезда, тяжело дыша, упрямо прожигали друг друга взглядами… Вот впереди блеснула вода, стал внятно виден перекат. Дикари копошились на реке — отсюда они казались мелкими, как муравьи. Капитан протянул руку и обвел обобщающим жестом суету на переправе.

— Здесь постоянный путь кочевья, они наверняка из народа степи, и если…

— Выполнять! — звонко выговорил начальник. Теперь он стоял в рост и смотрел на капитана с нескрываемой злобой.

— Нет. Сейчас я остановлю машину и поговорю с людьми моего города. Затем сойду на берег, со мной уйдут те, кто пожелает. И тогда вершите безумие, — морщась и глядя мимо начальника поезда, выговорил капитан. Потянулся к рупору…

Грохот взорвал рубку! Мертвый капитан медленно, очень медленно обмяк, скорчился в луже крови…

Начпоезда усмехнулся, баюкая в ладони двуствольный сигнальный пистолет. Левое дуло выплюнуло в упор заряд и чуть дымилось. Начпоезда вдыхал пороховой дым — наконец-то ощущал себя полновластным хозяином положения. Он растянул губы в имитации улыбки, обозначил свою победу: «закон поезда» преодолел старческие страхи. Нелепый бунт подавлен.

Без дрожи и суеты начпоезда взял с полки ветошь и протер брызги с сапога, с кресла. Закончив с этим делом, хозяин поезда сел, положил ногу на ногу. В ватной тишине общего шока он добыл из кармана мешочек. Высыпал из него на стол иглы и колючие шарики, принялся загонять поштучно в теплый ствол.

Тело капитана конвульсивно дергалось. Выстрел в упор почти лишил его головы.

И начисто вышиб мысли о неповиновении из всех иных голов!

Вон помощник капитана, его верный прихвостень — начпоезда искоса глянул на юнца младше себя — медленно оседает на колени, живой, но сломленный… И такой он устраивает начальника поезда — рыжий пацан с густой россыпью веснушек, из-за испуга сделавшихся зримым узором страха на серой коже.

— Полный ход, кэп, — отбросив ветошь, приказал начпоезда. — Или тоже будешь в моём походе давать советы и принимать решения? Так и знал, ваш колесник не стоило ставить первым. Вы предатели и слабаки.

Веснушчатая рука пацана казалась старческой, когда нащупала шнур и стала суматошно рвать, отсылая в машинное отделение то ли приказ, то ли бестолковую истерику… Снова потянулось ожидание — и вот корпус дрогнул, мелко завибрировал, наполняя колесник шумами и скрипами. Котел набирал давление, небо застил черный дым, — и никто толком не видел, что именно сообщают дозорные в корзине шара. А ведь они истошно машут флажками и руками!