Непрерывность

Резкий стук в дверь — ничего общего с условным. Борис, Пирокс и Фекла мгновенно выхватывают из карманов пистолеты — движение непроизвольное, инстинктивное. Осознав это, Борис, с улыбкой пожав плечами, убирает оружие и направляется в прихожую. Все в напряжении ждут. Борис открывает дверь и выходит, через некоторое время появляется вновь, стремительно проходит к конторке, открыв ящик, вынимает из него деньги, идет с ними в студию.

Б о р и с. Ребята! У кого сколько есть, быстро все сюда…

Все начинают молча извлекать деньги — кто из карманов, кто из сумочек — и передавать их Борису, который, собрав всю наличность в пачку и не пересчитывая, выходит. Тяжелая, давящая пауза.

(Возвращается. В руках у него футляр скрипки.) Из тюрьмы… (Открывает футляр, вынимает скрипку.)

Р а я. Генина.

Б о р и с. Да.

Г а л я. А как же?..

Б о р и с. Передали с уголовником, мол, найдешь здесь любителя, больше его никто не заплатит. (Уловив во взгляде Феклы невысказанный вопрос.) Да-да, естественно, явка все равно засвечена, сейчас все уйдем… (Пытается через струны подобраться пальцем под верхнюю деку.) Нет… Боюсь испортить. У кого пальцы тонкие?

Р а я. Дайте мне… (Берет скрипку и, повозившись, извлекает из нее записку.) Вот… хлебным мякишем прихватили.

Б о р и с (взяв у нее записку, осторожно разворачивает ее и читает). «Дорогие наши товарищи! Еще несколько часов осталось жить, мы не унываем и не падаем духом. Жалеем только, что так мало успели сделать для приближения дня, когда каждому трудовому человеку в лицо улыбнется светлое счастье. Мы знаем, вы что-то хотите решить для нас — не надо. Мы вместе прошли весь путь, вместе оказались здесь, вместе свой путь и закончим. Это наше твердое и окончательное решение. Любим вас, до последней секунды сердца наши с вами. Желаем успешно продолжить наше общее дело. Да здравствует Коммунистический Интернационал! Оля, Мотя, Алеша, Павел». Все.

Г а л я, Я так и знала… Как же я… без тебя…

П и р о к с (обняв Галю). Не надо, Валюша… Мы же воюем… Нам теперь и за них придется.

Р а я. Да… Ребята нам выставили счет, по которому не расплатишься за всю жизнь.

Ф е к л а. Кто их выдал, известно?

Б о р и с. Да.

П и р о к с. Кто?

Б о р и с. Мишка.

Р а я. Мишка?.. Геню?!

Б о р и с. Да… Известна даже такая подробность… Когда их брали, Мишка присутствовал при этом и сказал Павлу: «Пусть лучше ты станешь мертвым, чем легавым!» Видно, понял, мерзавец, что Павла он потерял окончательно. И не простил.

Ф е к л а (внезапно охрипнув). Его приговорили?

Б о р и с. Да.

Ф е к л а. Когда выполнять?

П и р о к с. Тебе что, все мало? Это мой!

Б о р и с. Сегодня.

Р а я. Я обращаюсь к организации с первой и последней просьбой.

Б о р и с. Какой?

Р а я. Отдайте его мне.

П и р о к с. Да ты стрелять-то умеешь?

Б о р и с. Рая… вы?..

Г а л я (подходит к Рае и целует ее). Разрешите ей, пусть она.

Р а я. Иначе я его все равно прямо сейчас, днем!

Б о р и с (поколебавшись мгновение). Хорошо… От имени подпольного обкома партии поручаю вам, товарищ Рая, привести в исполнение приговор над врагом революции Мишкой Арапчиком. С группой, которая будет его брать, я вас сегодня сведу лично.

Р а я. Спасибо.

МОНОЛОГИ ЧЕРЕЗ ГОДЫ

Г а л я. Я родила сына и воспитала его сама, замуж я больше не вышла. Алешка рос хорошим, послушным и очень светлым. Он хорошо учился, особенно по математике и географии, и никогда не болел, вообще ничем, даже насморком. В сорок третьем под Курском он сгорел в танке. С тех пор у меня только и дел по дому, что перегладить иной раз его рубашки да протереть пыль на его книгах и пластинках. У него слух плохой был, но музыку он очень любил. Я работала директором текстильной фабрики, уставала, конечно, но все-таки иногда собирала, да и сейчас собираю мальчишек и девчонок с нашей улицы. Мы пьем чай, разговариваем, а потом заводим старенький Алешин патефон и слушаем Баха, Генделя. Ребята слушают. Может быть, чтобы не обидеть меня?