На окраине маленького городка обычно стояла тишина, мимо домика за день проходило всего один-два человека. Иногда по утрам чирикали птички или кукарекал соседский петух, а больше ничто не нарушало тишины. И Лене казалось, что такой же покой воцаряется в её душе. И она слышит, как медленно розовеет небо и встаёт рассвет, как тихо падает снег, как неспешно подкрадываются сумерки и пахнет берёзовыми дровами.
Лена очень хотела снова оказаться в этом домике. Весной там, наверное, ещё прекрасней. Поэтому она очень расстроилась, когда вернувшаяся из Козельска Люда сказала: «Лен, в дом ехать нет смысла. Жить там сейчас невозможно. Печка дымит, топить её нельзя. Нужно чистить дымоход, а может, ещё что- то не так. Дрова сырые, растопки нет. В общем, я там из недели прожила только пару дней, а потом ночевала у подруги. И то за пару дней вся простыла. А ты у нас жительница городская, ты и дня не проживёшь».
Лена расстроилась. У неё был заказ — написать очерк для издательства Оптиной. И она уже предвкушала, как поработает в тишине. Близилось Вербное воскресенье, и скоро можно будет поставить в вазу на столе веточки вербы. И они распустятся и станут пушистыми и жёлтыми, как цыплята. И будет так весело писать и посматривать на эту нежную вербочку. А когда устанет спина от работы, Лена выйдет на крылечко и вдохнёт пьянящий весенний воздух. И пригреется на солнышке. А пернатые певцы, воодушевлённые ярким солнцем и высоким голубым небом, вместо осторожных зимних чириканий устроят настоящий весенний концерт.
И будут суетливо копошиться куры и гордо расхаживать соседский красавец петух, выискивая на земле угощение своему семейству. Земля тоже оживёт: засуетятся труженики муравьишки, появятся разноцветные жуки, божьи коровки. А там уже недалеко и до дурманящего праздничного аромата черёмухи и нежного — сирени... Лена так ясно представила себе этот домик среди оживающей весенней земли и первой нежной травки, что сказала: «Ничего. Вспомню студенческую юность, таёжные туристические тропинки и — не пропаду!»
Но когда она приехала в дом, то не узнала его. Больше не было белоснежного снега, и убогость старой избушки бросалась в глаза. Тут покосилась и не закрывалась дверь, там валился на землю дырявый забор. В доме было холоднее, чем на улице. Лена попыталась прочистить дымоход, но, видимо, что-то делала не так. Да, дымоходы чистить ей ещё не приходилось. Затопила осторожно печь, но дым повалил прямо в кухню, и тут же защипало глаза.
Лена оставила попытки растопить печку. Прошлась по дому. Кухня и комната. Всё нежилое и холодное. Совсем не так, как было зимой. В комнате была ещё одна печка, но она одна не могла обогреть всё помещение, и после топки в доме по-прежнему стоял холод. Лена почувствовала себя голодной, поставила чайник на плиту, но газ не зажигался. Видимо, он кончился.
На книжном шкафу в литровой банке стояла чёрная корявая ветка. А вот и верба. Воды в банке почти не было. Видимо, Людмила собиралась порадоваться распустившейся вербочке, но от холода ветка засохла. Лена постояла у шкафа, глядя на ветку. Ей стало грустно. Вот жизнь идёт. Нет, несётся. Не успеешь оглянуться — подкрадётся старость. Такая же убогая и немощная, как эта покосившаяся избушка. Как эта погибшая сухая ветка. Что-то такое вспоминалось Лене при виде этой ветки...
Ах да, дуб Андрея Болконского! Князь Андрей смотрел на старый дуб, который один не распустился весной среди молодой зелёной поросли. Стоял и думал что-то вроде: «Да, этот дуб согласен со мной... Пусть молодые радуются весне, а я-то знаю, что всё преходяще... И ничего нельзя удержать и остановить — ни молодости, ни любви. Жизнь уходит как песок сквозь пальцы. Суета сует — всё суета...». Впрочем, это уже были мысли не князя Андрея. Лена вздохнула и сказала ветке: «Ну что, ветка? Я тебя выкину, пожалуй». А потом ей почему-то стало жалко эту ветку, и она оставила её стоять на шкафу.
Вышла на улицу. Дул противный мокрый ветер, с мутного неба сыпалась снежная крупа. Продрогшая Лена постояла минуту на крыльце. У природы нет плохой погоды? Да уж... Где она, нежнозелёная травка? Муравьишки на тёплой земле? Пушистые цыплячьи-жёлтые шарики вербы? Лена почувствовала озноб. Вернулась в холодный и сырой дом. Печка в комнате почти погасла, сырые дрова не желали гореть. Лена стала открывать дверцу печки и — не смогла. Задвижка защёлкнулась изнутри, а ручка дверцы была обломана. Теперь печку было невозможно открыть. Дверцу заклинило капитально. Лене захотелось плакать.
Озноб бил всё сильнее. Похоже, она заболела. Голова стала тяжёлой. В окне было мутно из-за снежной крупы и пасмурного низкого неба. И так же было на душе у Лены. Она легла, не раздеваясь, на кровать под одеяло и провалилась куда-то. Голова горела, а телу было холодно. И встать тоже не получалось. Так можно и замёрзнуть — пронеслось в голове сквозь тяжёлую дремоту.