В Управлении уголовных расследований он, сохраняя присутствие духа, отчитался – в первый и последний раз в жизни его отчет не содержал всей правды. Стучал, но не достучался. В окнах света нет. Ждал три часа. Наверное, все уехали.
Инспектор, позевывая, кивнул.
В конце концов наследники господина Саттон-Корниша проявили любопытство, по суду добились права на недвижимость и открыли дом четырнадцать на Гринлинг-Креснт. Внутри они обнаружили бронзовую дверь, вокруг которой торчали обломки дерева и клубились сети пропылившейся паутины. Наследники выпучили глаза, а когда поняли, что за чудище лежит на полу, послали за оценщиками – вдруг на этом можно заработать? Но оценщики только вздохнули: за такое денег нынче не дают. Лучше отправить ее в литейный цех на переплавку – за металл можно хоть что-то выручить. С этим наставлением оценщики бесшумно удалились, скрывая лукавые улыбки.
Временами, когда в службе пропавших без вести Управления уголовных расследований становится уж совсем скучно, с полки достают дело Саттон-Корниша, стряхивают с него пыль, с кислым видом листают страницы – и ставят на место.
Временами, когда инспектор – в прошлом детектив-сержант – Томас Ллойд прохаживается по какой-то уж особо темной и тихой улочке, он безо всяких видимых причин вдруг вскидывается вихрем и отпрыгивает в сторону – за этим проворством прячется мучительная боль.
Но вокруг никого – желающих пихнуть его не находится.
В горах преступлений не бывает[74]
1
Письмо принесли утром в дешевом конверте с обратным адресом: «Калифорния, Пумья Вершина, Ф. Ш. Лейси». В конверте лежал чек на сто долларов, подписанный Фредериком Ш. Лейси, и листок плотной белой бумаги с машинописным посланием, поражавшим количеством забивок.
Мистеру Джону Эвансу.
Сэр!
Обращаюсь к Вам по рекомендации Лена Эстервальда. Дело у меня срочное и крайне конфиденциальное. В качестве предварительного гонорара прилагаю чек. Убедительно прошу приехать в Пумью Вершину в четверг во второй половине дня. Зарегистрируйтесь в отеле «Голова индейца» и позвоните мне по телефону 2306.
Искренне Ваш,
Работы не было всю неделю, однако неожиданное письмо коренным образом меняло ситуацию в лучшую сторону. Указанный на чеке банк находился в трех кварталах от моей конторы. Успешно получив наличные, я пообедал, сел в машину и поехал в горы.
В долине было жарко, в Сан-Бернардино еще жарче, и даже на высоте пять тысяч футов, в пятнадцати милях по скоростной автостраде к Пумьему озеру, чувствовалась жара. Прохладой повеяло лишь после сороковой мили вьющейся серпантином дороги, а настоящей свежестью – после дамбы, за которой я свернул к южному берегу озера с грудами гранитных валунов и туристскими лагерями в лощинах. В Пумью Вершину я попал ближе к вечеру, полуживой от усталости.
Бурое здание отеля «Голова индейца» стояло напротив павильона для танцев. Зарегистрировавшись, я поднял чемодан по лестнице и занес в по-спартански унылый номер с овальным ковриком на полу, двуспальной кроватью и дешевым календарем с загибающимися от сухого горного воздуха уголками на голой стене. Ополоснув лицо и руки, я спустился фактически на ужин, а формально на обед.
Примыкающий к вестибюлю ресторан оккупировали мужчины в спортивной одежде, от которых пахло спиртным, и женщины в тонких джемперах, брюках или шортах, с кроваво-красным маникюром на грубых пальцах. Парень, бровастый, словно Карл Маркс, расхаживал по залу с ввинченной в бескровные губы сигарой. Тощий кассир с водянистыми глазками, одетый в рубашку без рукавов, пытался выжать из маленького приемника результаты скачек в Голливуд-парке, но, увы, помех было не меньше, чем воды в здешнем картофельном пюре. Местные бездари в белых фраках и пурпурных манишках, гордо именовавшие себя хиллбилли-квинтетом, забились в темный угол и робко музицировали, тщетно прорываясь сквозь шум.
Проглотив так называемый комплексный обед, я залил его глотком бренди и вышел на главную улицу. Солнце еще не собиралось садиться, но в Пумьей Вершине уже включили неоновую иллюминацию. Вечер наступал под аккомпанемент автомобильных гудков, пронзительных голосов, грохота шаров в боулинге, треска винтовок в тире, воя музыкальных автоматов и далекого рева моторных лодок. Напротив почты виднелся указатель: голубая стрелка с надписью «Телефон». Едва свернув в пыльный переулок, я окунулся в напоенную сосновым ароматом тишину. По асфальту бродила домашняя оленуха в кожаном ошейнике. Местная телефонная компания занимала бревенчатый дом, в углу которого притаилась таксофонная будочка. Закрывшись в ней, я вставил пятицентовик в прорезь автомата и набрал 2306. Ответила женщина.
– Алло!