Сначала Клюев ничего не слышал. Потом, как естественное продолжение удушающей тишины, сквозь мутное марево дня, в мир проникла мелодия. Слов, видимо, не было. А мелодия, наполненная десятками голосов, росла, крепла, и вот уже листья на деревьях стали мелко подрагивать, хотя безветрие стояло полное.
– Это плач?
– Нет, – покачал головой Толго, – зов. Они зовут.
– Зовут? Кого?
В это мгновение то, что Клюев принял поначалу на ствол старого дерева или местного идола, стоящего в середине полянки, качнулось, взбухло и, треснув в нескольких местах, стало разваливаться на части. Но как-то неправильно разваливаться. Будто слой за слоем отгибался, и, держась за корневище у самой земли, не падал, а, изогнувшись дугой, зависал в пространстве.
Пение усилилось. Четверо взрослых шешеков, подняли с земли простенькие носилки.
– Толго, – позвал вполголоса, хотя надобности шептать уже не было, Клюев – что это там, на носилках. Я не вижу ничего.
– Это шешек, – ответил эльбан, чуть погодя, – тот самый, который вчера погиб.
Круг из раскачивающихся в такт мелодии тел запел громче, четверо соплеменников приподняли носилки с покойным и осторожно опустили в сердцевину раскуроченного ствола-идола.
– Бог ты мой! Это не ствол. Это цветок!
– Ну, да, – согласился Толго, – похоже, плотоядный. Местная флора.
Мелодия резко оборвалась.
В наступившей оглушительной тишине отчётливо слышно было, как со скрежетом и чавканьем смыкаются огромные лепестки цветка-могильщика.
– Так это, что же? – в полный голос произнёс поражённый увиденным Клюев. – Это же…
– Похороны, – буднично и как-то умиротворенно ответил Толго.
Тут только они заметили, что вся деревня молча смотрит на них.
Слава богу, осложнений не было.
Шешеки и впрямь оказались очень дружелюбны. Практически всё время до сумерек, пока Толго играл в догонялки с местной ребятнёй, Клюев провёл со взрослыми. То есть поначалу общение, конечно, сводилось к жестам и рисункам на песке. Но Клюев недаром считался первоклассным специалистом. К вечеру он уже достаточно легко понимал общий смысл сказанного и сам мог составить несколько простеньких предложений.
Обратно шли молча. Клюев был задумчив и почему-то мрачен.
– Будьте любезны, Валкиндат, соберите всех в зале. Срочно, – твёрдо сказал он расположившемуся на террасе иглеанину. – У меня очень серьёзное объявление.
– А что, собственно, случилось?
Клюев резко остановился. Валкиндат встал.
– Случилось? Да, случилось, – повторил он с нехорошей улыбкой, – покушение на убийство случилось. На вас, между прочим. Срочно!
Глава VII
– Ну, не томите, Клюев. Про остальных не знаю, но меня, например, вы вытащили из постели. Что за тайны мадридского двора?
Это Гринбер ёрничает. А Гринбер здесь птица не главная, на него можно внимания не обращать.
– Мадридского двора? Что такое мадридский двор?
– Не берите в голову, Лативумсайо, это земной фольклор.
Клюев внимательно из-под очков рассматривал собравшихся. Выложить всё сходу напрямик? Или проявить осторожность? В сложившейся ситуации, как он её видел, и то, и другое могло привести к нежелательным последствиям. Ну-ка, ну-ка…
Янусианин нервничает, улыбка больше на гримасу смахивает, ручки вон заломил. Валкиндат. Молодец Валкиндат. Держится с достоинством, с виду спокоен, как памятник самому себе. Архин. С этим вообще никогда не поймёшь. Хладнокровные. Даже не моргает, энергию бережёт. Интересно, для чего бережёт? Толго. Устал, бедолага, набегался с местной ребятнёй. Слабоваты эльбаны, надо запомнить. Пам. Пам он и есть Пам. Что тут добавишь.
– Всё плохо, господа.
А какого чёрта! Выложим все карты сразу, может и проколется кто. Внимательнее, Герман, внимательнее.
– Удивили. Нельзя ли конкретнее.
Нарочито медленно поднявшись, Клюев подошёл к окну. Снаружи уже стемнело, и на стёклах окон дипкапсулы нехотя проявлялось полупрозрачное отражение залы. А отражение иногда может сказать куда больше, чем мы привыкли думать.
– Начнём с наболевшего, – он обернулся к остальным. – С Валкиндата можно снять все подозрения.
Чуть заметный кивок головы в ответ.
– Однако, – продолжал Клюев, – именно вы, Валкиндат, имеете к случившемуся самое непосредственное отношение.
– То есть? – это каталиец.
– То есть, – неторопливо и терпеливо объяснял Клюев, – Валкиндат, конечно, ни на кого не нападал.
– Это мы уже поняли.
– …точно так же, как и шешек не собирался нападать на Валкиндата. Шешеки, похоже, вообще народ миролюбивый. Оружие у них скорее определяет социальный статус, нежели служит инструментом агрессии. К тому же, как в большинстве традиционных обществ, здесь сильны законы гостеприимства. А нас аборигены, к счастью, рассматривают именно как гостей. Гость, переступивший порог дома – священен. Его приютят, накормят и обеспечат защиту при необходимости.
Он сделал паузу. Реакции не было.
– Другими словами, – ну, прямо лекция на заочников, – встретившись с Валкиндатом, шешек мог поднять копьё только в одном случае.
– Вы хотите сказать, Клюев, что он пытался меня защитить? Но, вечность Клану, от кого?