Неприятности в раю. От конца истории к концу капитализма

Чрезвычайно трудной эту задачу делает то, что идеологические мечты не просто противоположны реальности: они структурируют (то, что мы воспринимаем как) реальность. Если, однако, то, что мы воспринимаем как реальность, структурировано фантазией и если фантазия служит экраном, защищающим нас от ошеломляющего прямого воздействия грубого Реального, то сама реальность может служить способом бегства от столкновения с Реальным. В оппозиции «сон – реальность» фантазия находится на стороне реальности, и именно во сне мы сталкиваемся с травмирующим Реальным. Поэтому дело не в том, что сны для людей, не выносящих реальности, – скорее сама реальность предназначена для тех, кто не выносит своих снов (Реального, заявляющего о себе в них). Для Лакана именно в этом состоит урок знаменитого сна, пересказанного Фрейдом в «Толковании сновидений», об отце, который засыпает, охраняя гроб своего сына. В этом сне его мертвый сын обращается к нему со страшной мольбой: «Отец, неужели ты не видишь, что я горю?» Проснувшись, отец обнаруживает, что одна из свечей на гробе упала и подожгла ткань, которой он был обит. Так почему же отец проснулся? Потому ли, что из-за едкого запаха дыма не смог продолжать спать и инкорпорировал дым в импровизированный сон? Лакан предлагает гораздо более интересное объяснение: не вторжение сигнала из внешней реальности разбудило несчастного отца, а нестерпимая травматичность того, с чем он столкнулся во сне; поскольку «сновидение» означает фантазирование с целью избежать конфронтации с Реальным, отец в буквальном смысле проснулся, чтобы иметь возможность продолжать видеть сон. Сценарий был следующим: когда дым потревожил его сон, отец немедленно включил в него этот элемент (дым/огонь), чтобы продлить сон; однако во сне он столкнулся с травмой (своей ответственности за смерть сына) намного более сильной, чем реальность, по-этому он проснулся, чтобы избежать Реального.

Это означает, что критика идеологии должна начинаться не с критики реальности, а с критики наших грез. Искусство революционных мечтаний может сыграть решающую роль в предреволюционные времена. Таким мечтаниям предаются не только радикальные силы: можно сделать немало полезных выводов из того, в каком искаженном виде консервативный или либеральный исторический агент представляет себе грозную тень освободительного События. Даже виртуальное событие может оставлять следы, служить многозначной точкой отсчета – как раз этим интересен фильм Кристофера Нолана о Бэтмене «Темный рыцарь: Возрождение легенды», который можно правильно понять лишь в связи с воображаемым в нем Событием. Вот (несколько упрощенный) сюжет фильма.

Спустя восемь лет после событий «Темного рыцаря» в Готэм-сити возобладали закон и порядок: благодаря чрезвычайным полномочиям, предоставленным правоохранителям в рамках «акта Дента», комиссар Гордон почти искоренил насильственную и организованную преступность. Тем не менее он чувствует вину за сокрытие преступлений Харви Дента (пытаясь убить сына Гордона прежде, чем Бэтмен спас его, Дент упал и разбился насмерть, а Бэтмен принял на себя ответственность за миф о Денте, позволив демонизировать себя как злодея Готэма) и планирует признаться в заговоре на публичном мероприятии, посвященном Денту, но затем решает, что город не готов услышать правду. Брюс Уэйн больше не надевает костюм Бэтмена, а живет затворником в своем поместье. Его бизнес идет прахом после того, как он инвестировал деньги в проект по производству чистой энергии путем термоядерного синтеза, но был вынужден свернуть его, узнав, что ядро можно модифицировать и использовать как оружие. Тем временем прекрасная Миранда Тейт, член правления корпорации Wayne Enterprises, призывает Уэйна вернуться в общество и продолжить свою филантропическую деятельность.