Неприятности в раю. От конца истории к концу капитализма

Том Чарити справедливо отметил, что «фильм защищает истеблишмент, представленный миллиардерами-филантропами и неподкупной полицией»⁷; недоверием к людям, берущим ситуацию в свои руки, фильм «демонстрирует одновременно стремление к социальной справедливости и страх перед тем, во что оно выльется, когда начнется разгул толпы»⁸. Рамакришнан Картик в связи с этим задает прозорливый вопрос об огромной популярности фигуры Джокера в предыдущем фильме: чем объясняется столь резкий настрой против Бейна при довольно снисходительном отношении к Джокеру в предшествующей части? Ответ прост и убедителен:

Джокер, призывающий к анархии в чистом виде… критически акцентирует лицемерие буржуазной цивилизации в ее нынешнем виде, [но] его взгляды не могут перерасти в действие масс. <…> Бейн, с другой стороны, представляет экзистенциальную угрозу репрессивной системе. <…> Его сила обусловлена не только его физическими данными, но и умением командовать людьми и мобилизовать их для достижения политической цели. Он олицетворяет авангард, организованного представителя угнетенных, ведущего политическую борьбу от их имени, чтобы вызвать структурные изменения. Существования такой силы, обладающей наибольшим подрывным потенциалом, система не может допустить. Она должна быть устранена⁹.

Однако, даже если Бейну недостает очарования Джокера в исполнении Хита Леджера, ему присуща одна особенность, отличающая его от Джокера: безусловная любовь, которой и объясняется его твердость. В короткой, но трогательной сцене он рассказывает Уэйну об акте любви, пережитом им в разгар ужасных страданий: он спас Талию-ребенка, не задумавшись о последствиях и заплатив за это страшную цену (Бейна избили до полусмерти, пока он защищал ее)¹⁰. Картик совершенно справедливо относит это событие к давней традиции, простирающейся от Христа до Че Гевары и превозносящей насилие в качестве «дела любви», как в знаменитых строках из дневника Че Гевары: «Рискуя показаться смешным, хотел бы сказать, что истинным революционером движет великая любовь. Невозможно себе представить настоящего революционера, не испытывающего этого чувства»¹¹. Здесь мы имеем дело не столько с «христификацией Че», сколько с «чегиваризацией» самого Христа – Христа, чьи «возмутительные» слова из Евангелия от Луки («если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником», 14:26) указывают в том же самом направлении, что и знаменитая цитата Че: «Возможно, вам придется быть жесткими, но не теряйте своей нежности». Утверждение о том, что «истинным революционером движет великая любовь», нужно воспринимать вместе с гораздо более «сомнительным» утверждением Гевары о революционерах как «машинах убийства»: «Ненависть как фактор борьбы: непримиримая ненависть к врагу, преодолевающая природные ограничения человеческой личности и превращающая ее в эффективную, яростную, действующую холодно и избирательно машину уничтожения. Наши солдаты должны быть такими; народ, не способный ненавидеть, никогда не одержит победы над жестоким врагом»¹².