Неприятности в старшей школе

– Они никогда не отпустят тебя. Теперь, когда ты у них.

Я морщу лоб, она приподнимается, чтобы сесть. В мерцании свечей становятся заметными синяки, покрывающие ее руки.

Она оценивающе оглядывает меня, и ее лицо искажает хмурая гримаса.

– Ты хочешь остаться. Рэйвен… Не будь, мать твою, дурой.

– Обо мне можешь не беспокоиться.

– Не говори мне, что уверена, будто эти парни не знали обо всем с первого дня, – моя мать ухмыляется с чрезмерной гордостью, в надежде увидеть падение собственной дочери. – Как думаешь, почему они перевезли тебя к себе? Для надежности. Ради уверенности, что когда их добрый старый папочка предстанет перед судом, то сможет рассказать счастливую историю о том, что дочь той самой женщины, которая обвинила его в изнасиловании, простила и забыла, да к тому же еще и полюбила его сыновей. Сказку о том, как это сблизило вас и теперь вы одна большая смешанная семья.

О боже, я знала. Мать ее, я так и знала!

Я думала об этом с той секунды, как выбежала из чертового здания суда. Стоктон, Калифорния, изнасилование, наркотики. Узнав в этом человеке клиента своей матери, услышав детали, я, блин, все уже знала. Все это кричало о моей матери.

– Он отказался от собственной жизни в обмен на то, чтобы завладеть твоей. Жизнь… за жизнь. Он обеспечил твое падение, и ему даже не надо было присутствовать здесь для этого. Он связал тебя, будучи за сотню миль отсюда, смотрел на тебя через глаза других людей, а теперь он возвращается домой. Он управляет этими мальчиками, они верны и преданны ему, хоть он и в тюремной камере. Они делают то, что он просит, исполняют его приказы, доверяют его суждениям даже в его отсутствие – только слыша голос – и отчаянно хотят угодить ему. Ты думаешь, ему потребуется что-то большее, чем просто заронить зерно сомнения, чтобы они встали рядом с ним, глядя на тебя с презрением? Ты ничто, просто средство для достижения цели.

Я чувствую спазм в горле, но не показываю паники, которую она вызвала во мне.

– Не притворяйся, будто тебе не пофиг.

– Не лезь к моим деньгам.

– Надеюсь, ты сгниешь в аду.

– Ой, милая, ты будешь там рядом со мной. Не обманывай себя. Яд, что течет по моим венам, течет и в твоих. Ты дочь своей матери, до мозга костей.

– Я никогда не стану такой, так ты.

В ее взгляде появляется насмешка.

– А я слышала, что ты уже почти…

Я закидываю голову назад.

– Что ты имеешь в виду? Ты…

– Может, на этот раз ничего и не случилось, но на что ты готова была пойти и ради чего? Трех крепких тел, рядом с которыми почувствовала себя желанной?

– Ты говорила с Коллинзом Грейвеном? – рявкаю я.

Она пожимает плечами.

– Ну, может, он и заскочил ко мне ненадолго той ночью.

– И чего, мать твою, он хотел?

– Узнать, как добраться до тебя. Я посоветовала ему сыграть на твоей гордости. – Она подмигивает. – Он позвонил мне сообщить, что это сработало, и закинул мне на счет немножко денег. Такой приятный молодой человек, к тому же платит хорошо.

Я сглатываю – к моему горлу подкатывает тревожность, угрожая перекрыть мне дыхание.

Она не лжет. Я и вправду едва не отказалась от самой себя… ради трех парней, которых никогда не должна была узнать, но перед которыми была помещена специально, в качестве приманки, на которую, как он был уверен, непременно набросятся волки. Но чтобы знать это, он должен был знать меня.

Она пронизывает меня взглядом.

– Ты и вправду думаешь, что оказалась там случайно? Такие мальчики – мужчины, насколько я видела, – как они, богатые и властные, рожденные, чтобы управлять людьми наподобие нас, могли ли они на самом деле запасть на кого-то вроде тебя? Дешевку с посредственным личиком и фигурой? Они никогда бы и не посмотрели на такую, как ты. Они играли с тобой, потому что они такие же ублюдки, как мужчина, который заплатил за тебя. Богатые сопляки, которых не заботит никто и ничего кроме денег и власти, пока они ждут, когда наступит их время править…

Я подскакиваю к ней, вцепляюсь ей в шею, и она запрокидывает голову, улыбаясь, несмотря на то что задыхается.

От нее воняет потом и сигаретами.

Я сдавливаю сильнее, вены у нее на шее почти прекращают пульсировать под моими ладонями, и я давлю на трахею, наполовину пережимая поток крови к ее мозгу.

– Ты ничего не знаешь о них. Держись от них подальше, мать твою, не смей даже говорить о них, ты поняла меня? – рычу я ей в лицо. – Дотронешься хоть до одного, хотя бы на секунду, и я уничтожу то единственное, на что тебе не плевать, мама. – Левой рукой я достаю нож и выпускаю лезвие.

Она дергается под моей рукой, глаза расширяются, все больше наливаясь кровью.

Я подношу холодный металл к ее щеке и провожу им по коже, неотрывно глядя ей в глаза.