Неприкаянная душа

— А это кто такие? — озадаченно поинтересовалась я.

— Они перед тобой, — кивком указывая на сладкую парочку безбилетников, пояснил предприимчивый элементал. — А вот и их свидетельство о браке да паспорта в придачу.

Сказанное еле дошло до моих милых друзей. Онорина захлопала длинными ресницами, Фарий недоуменно потер уши. Наступила длительная пауза. Затем огромная мягкая ладонь римского комедианта накрыла маленькую мозолистую ручку французской горничной. Они поглядели друг другу в глаза и впервые открыто поцеловались. На глазах у свежеиспеченных супругов появились слезы благодарности.

— Вот вам свадебный подарок, — ловким движением Мадим бросил на колени Марины Ивановны большой целлофановый пакет, через который просвечивали тугие пачки русских рублей. — Денег хватит даже на машину.

— А что такое — машина? — озадаченно пролепетал Федор Апполонович.

— Железная лошадка, — встрял в разговор Карлос. — Хотите познакомиться с Аристархом?

— С машиной? — испугался господин Ставров.

— С домовым, — с раздражением отчеканил Жемчужный.

— Самым верным другом порядочного человека.

— Хотим! — отмирая, пропищала Онорина.

— Идем! — скомандовал Карл Жанович, и охваченные неимоверным любопытством счастливые молодожены мигом убежали наверх расшаркиваться с загадочным Алмазовым.

— Прекрасно! — провожая безбилетников торжествующим взглядом, победно улыбнулся Мадим. — Теперь мы одни, если не считать вредного старика и черной бестии.

— Они останутся здесь! — посматривая на растерявшуюся Марго, заявила я. — Лучше уходи сам.

— Пойдем в спальню, я очень устал, — игнорируя мое заявление, обнял меня элементал. — Хорошо, любимая, пусть дед занимается домашним хозяйством.

— Но кто-то недавно признался, что старше Карлоса? Значит, старик ты, а не он, — подколола я высокомерного любовника.

— Сдаюсь, — рассмеялся Страшная Сила и, схватив на руки, увлек меня на давно забытую скрипучую кровать.

Ласковое плотное облако вобрало в себя мое усталое тело, чтобы напоить его силой и блаженством. Перестало существовать все.

К радости моего жениха супруги Ставровы остались ночевать в собственной квартире, где им предстояло провести первую ночь любви. Карлос, в ногах приютив кошку, тихо примостился на старом диване.

А за окном раздавались звуки двадцать первого века, к которым я привыкла, по которым скучала там, в средневековой Франции и античном Риме. Я дома, наконец- то я дома!

ГЛАВА 37 ССОРА

Тесный темный коридор, тягучая серая мгла, тяжелые хлюпающие звуки под ногами женщины в изношенных, грязных одеждах. Безысходность. Тоска. Отчаяние.

— Алиса, спаси меня, — театрально заламывая руки, надрывно рыдает Жанна. — Мне плохо, мне очень плохо.

— Не плачь, сестренка, — медленно тянусь я к ней, — не плачь.

— Я поняла все, дорогая.

— Что? — соленая влага двумя едкими ручьями стекает по моим щекам, обильно орошая разрывающуюся от душевной боли грудь.

— Твоя единственная сестра — стерва.

— Не надо так, — стараясь обнять страдалицу, которая отодвигается от меня по мере моего к ней приближения, слезно прошу я.

— Ты простила женщину, которая всю свою жизнь ненавидела тебя? — синими губами шепчет она.

— Конечно, — трясу головой я. — Конечно.

— О-о-о! — стонет Жанна. — О-о-о! Как больно!

— О-о-о! — рыдаю я, чувствуя, как чьи-то пальцы железной хваткой вонзаются в мои плечи.

— Алиса, проснись! Что с тобой? — врывается в сон смятенный знакомый голос.

— Только ты можешь помочь бедной грешнице, — вздрагивает сестра и втягивается в жуткую черную трубу, из которой нет выхода.

Я открываю глаза. Наверное, еще раннее утро. Мадим с тревогой всматривается в мое заплаканное лицо:

— Плохой сон, любимая? — шепчет он и целует мои руки.

— Да, Жанна в опасности, и только я могу спасти ее.

— Спустишься к ней в Ад? — кривит красивые губы бессердечный дух. — И это после того, как завистница призналась, что всю сознательную жизнь делала красивой сестричке сплошные пакости?

— Кто бы говорил! — волнуюсь я. — А разве не пылкий возлюбленный поспособствовал тому, что мне пришлось скитаться во времени и пространстве? Или ты считаешь, что жительнице цивилизованного третьего тысячелетия, брошенной мужем по милости коварного любовника, было приятно лицезреть острый топор над своей головой в тюремном дворе первого века?

— Во имя любви, — раздраженно поправляет он и пытается завладеть моим непокорным ртом, — во имя любви я сделал то, что сделал.

— Так чем же твоя любовь отличается от ненависти, если она приносит сплошные страдания? — плачу я.

Повелитель Стихий вздрагивает и потрясенно молчит, а затем кладет на мой взмокший лоб горячую ладонь, и я мгновенно засыпаю.

Иисус, прекрасный и воздушный, появляется из света, мягко льющегося мне в глаза:

— Ты помнишь о нашем разговоре, Алиса? — грустно спрашивает ОН.

— Все, все помню, — заверяю я Спасителя и падаю ниц к ЕГО стопам.

— Встань, — просит Бог и тотчас поднимает меня строгим взглядом.

— Я спасу ее, — обещаю я, обретая твердую почву под ногами, — я обязательно спасу ее.

— Верю тебе, — ласково касается ОН рукой моих волос, — верю тебе.