И медленно исчезает. Последние слова Мессии тонут в сладостной музыке, струящейся из неизвестности.
Я снова открываю глаза. Ярко светит солнышко двадцать первого века. Черные очи могущественного любовника опечаленно впиваются в мои губы.
— Я боюсь потерять тебя, — тяжко вздыхает Страшная Сила и берет в большие ладони мое лицо, — если бы ты только знала, как я боюсь потерять тебя.
В дверь робко постучали. Сияющий Жемчужный притащил двум засоням ароматный кофе с горячими булочками.
— Доброе утро, молодожены, — устанавливая поднос на мои колени, застенчиво произнес Карл Жанович, — супруги Ставровы приглашают нас к себе на обед.
— И когда пришло приглашение? Ночью? — удивилась я.
— Утром. А сейчас — полдень, господа, — засмеялся Карлос. — Кстати, потешному комедианту очень понравилось его отчество, коим он страшно возгордился, так что считает себя теперь сыном Аполлона, бога красоты.
— В приливе счастья плохая тетка забыла о своих племянницах, — приподнимаясь с кровати, покаялась я мужчинам. — Может, стоит пригласить и их?
— Неплохо придумано, — одобрил мою идею домовой, — немедленно звоню Жанниным дочкам.
— Спасибо, — улыбнулась я.
Через сорок минут мы, одетые и причесанные, маячили на пороге бывшей квартиры Трухлявиных, сменивших не только подданство, но и национальность.
— Как же здесь шумно, — натирая виски дешевым одеколоном, пожаловался Фарий. — Всю ночь проворочался с боку на бок. Ваши жуткие машины похожи на больших жирных жуков, которые заглатывают людей, чтобы насытиться, и при этом противно жужжат.
— Хи, хи, хи, — подал голос Алмазов, — ну и дикарь!
— Клянусь Зевсом, я прогоню тебя из своего триклиния! — показал домовому кулак бравый комедиант. — О боги, боги, не помогает мне смердящая жидкость, данная презренным рабом!
— Рабом? — возмутился Аристарх.
Но тут раздался звонок в дверь, и возбужденная толпа племянниц с мужьями и детишками ввалилась в бывшее жилище нынешних новозеландцев. При знакомстве гости галдели так, что Федор Аполлонович вновь схватился за голову и тихо завыл.
— Что с вами? — обеспокоилась милосердная Ксюша.
— Болит, — ткнул пальцем в висок римлянин.
Ксюша потрогала пылающий лоб Фария и предложила ему обыкновенный анальгин. Маленькая беленькая таблетка необычайно привлекла внимание древнего артиста. Он недоверчиво понюхал странный кругляшек, осторожно положил его себе на макушку, прислушался к ощущениям внутри организма, брезгливо взял его в рот, закашлялся и выплюнул.
— Какая гадость! — бросая разъяренный взгляд на Жаннину дочку, прошипел несчастный. — Плебейка посмела предложить сыну самого Аполлона кусок горького мела!
— Что ты сказал? — приближаясь к нахалу, процедил сквозь зубы накаченный Юрик.
— Вы никогда не принимали лекарства? — поспешно влезла в полемику представителей мужского пола добродушная Ксения.
— Никогда, — сердито уточнил комедиант.
Незлобивая племяшка на свой страх и риск вложила следующую таблетку в рот мерзкого типа, заставила его выпить немного воды и ласково усадила привереду на кожаный диван, бережно подложив под спину трухлявинскую подушку. Через десять минут блаженство отразилось на лице нового хозяина дома. Он с обожанием уставился на спасительницу и послал ей кокетливый воздушный поцелуй, чем поверг в замешательство забытую новобрачную.
— И что за снадобье вы мне дали, милая? — закидывая ногу на ногу, тоном капризного ребенка уточнил высокомерный римлянин.
— Анальгин, — недоуменно ответила племянница. — Препарат, который лечит любую боль.
— Ты его сотворила своими нежными ручками? — изумился Фарий.
— Нет, я его купила в химчистке, — обозлилась Ксюша.
— Надо запомнить, — нервно почесывая котелок, промычал Скавр, — значит, в химчистке. А что это такое?
— Как спалось на новом месте? — доставая из-за пазухи несколько бутылок коньяка и коробку конфет, встрял в разговор представителей разных эпох догадливый Карлос.
— Отлично! — улыбнулась Онорина, ставя на стол горячего поросенка с румяной корочкой. (И когда только успела?) — Только вы поселили нас в очень высоком замке.
— Замке? — усаживаясь подле сердитого Алмазова, переспросила Лена.
— С такой высоты люди кажутся маленькими, как букашки, — хватая разрисованную звездочками питьевую емкость с коричневой жидкостью и рассматривая ее на свет, поддакнул артист.
— Вы, наверное, раньше жили в деревне, как и мы с мамой, — предположила корректная Аллочка.
— Я — не быдло, — склоняя перед Ксюшей гордую голову, похвастался комедиант, — а гражданин великого Рима, центра огромной империи.
— Огромной? — хором удивились девочки. — Но Италия так мала!
— Давайте обедать, — доставая из холодильника фрукты, перебил болтунов Аристарх. — Кошка сдохла, хвост облез, кто слово промолвит, тот ее и съест.
— Ммм, вы меня обижаете, — фыркнула Марго, доселе сидевшая тихо.
— Что, что? — спросили гости, оглядывая киску с ног до головы. — Вы что-то сказали?
— Мяу, — ответила кошара, — мяу, мяу.
— Но нам показалось, — прошептала Аллочка мне на ухо, — Марго разговаривает.