Когда девочке было девять, ей подарили проигрыватель. Его поставили в старый гараж, выходивший в лес. Гараж переделали в танцевальный зал. Девочка много лет, на радость отцу с матерью, занималась балетом. Отец говорил, что если она собирается стать балериной, то ей надо заниматься ежедневно по два часа. Он положил в гараже сосновый пол, на котором можно было танцевать, а вдоль стены поставил станок. Еще отец заказал специальный ящик с мелом, чтобы ноги не скользили. Такие ящики стоят во всех уважающих себя балетных школах – иначе балерины то и дело поскальзывались бы. Когда дул ветер, на крышу гаража падали шишки, сперва доносился удар, а потом слышно было, как шишка катится и падает в водосток.
Папа сказал:
– Может, ты ее напишешь?
– Книгу?
– Да.
– О том, каково это – стареть?
– Да.
– Ты хочешь, чтобы это было что-то вроде интервью?
– Если тебе непременно надо дать ей какое-нибудь название, то да.
– Нам вовсе не обязательно давать ей название.
– Наверное, все-таки придется ее как-нибудь назвать.
– Давай об этом попозже подумаем.
– У меня уже есть неплохое название.
– Какое?
– «Смертельный секс в долине Эльдорадо».
– Хм…
– Мне всегда хотелось назвать так какой-нибудь мой фильм – «Смертельный секс в долине Эльдорадо». Но я так и не снял фильм, которому подходило бы это название.
Все имеет название. Каждый вечер в пять часов папа садится в «вольво» – его называют Красным Гонщиком – и отправляется в киоск на другой стороне острова за вечерними газетами. Утренние газеты отец покупает в Форёсунде.
Даниэлю всегда разрешают ездить с отцом в киоск. Иногда они берут с собой и девочку, но, как правило, она остается дома с Ингрид и Марией – помогает накрывать на стол к ужину или ее отправляют нарвать букет для украшения стола или земляники на десерт. Правда, иногда ей все же разрешается съездить с папой и Даниэлем за вечерними газетами. Она залезает на заднее сиденье. Даниэль сидит спереди. Девочке лет девять, Даниэлю – двенадцать. Отец водит машину быстро, так быстро по местным узеньким дорогам ездить запрещено, но каждый раз, когда навстречу им идет или едет на велосипеде какая-нибудь женщина, отец сбавляет скорость, чтобы Даниэль как следует посмотрел на нее – как она выглядит и как двигается.
Девочка сидит на заднем сиденье, она может раскинуть руки и махать ими, как птица крыльями, но на нее никто не обращает внимания, возможно, они вообще забыли, что она здесь. Девочки – это не то, что мальчики.
– ДЕВЯТЬ! – отец улыбается женщине, которая проходит или проезжает на велосипеде мимо. Женщина улыбается.
– ВОСЕМЬ! – Даниэль машет ей рукой.
Отец прибавляет скорости, быстрее, быстрее, так быстро, что машина фыркает, а из-под колес летит пыль, и девочка говорит: «Кар-кар-кар!» – потому что они мчатся с такой скоростью, будто вот-вот взлетят, с одной стороны мимо проносится лес, с другой – море, быстрее, быстрее, по дороге, мимо пустошей, пока вдали не появится очередная женщина. Отец сбавляет темп.
– Семь! – кричит Даниэль.
– Нет, ВОСЕМЬ!
Каждый четверг Ингрид готовила свежую треску. Рыбу девочка ненавидела больше всего. Сейчас в Балтийском море трески почти не осталось, но по дорогам по-прежнему ходят и разъезжают на велосипедах женщины.
ОНА
ОН
ОНА
ОН
Одна из записей сделана в его спальне. Он плохо себя чувствовал и не мог встать, но от работы отказываться не желал.
Она поднимается, подходит к окну и отдергивает занавески. Он прикрывает глаза ладонью. Она поворачивается и смотрит на него.
ОНА
ОН
Она задергивает занавески и снова садится на краешек кровати.
ОНА
ОН
ОНА
ОН
ОНА
ОН
ОНА
ОН
Она поднимается и подходит к окну. Отдергивает занавески и поворачивается к нему.
ОНА
ОН
ОНА
ОН
ОНА
Она снова задергивает занавески, возвращается к кровати и садится.
ОН
III // В Мюнхен
Она жаждала не пейзажей, а духовных порывов.