Неприкаянная

Время шло. Дни мои были заполнены делами и детьми, а вот ночи… Ночью его образ вставал передо мной словно наяву. Мое тело отдыхало, набираясь сил в долине, душа нежилась в любви и заботе моих сыновей, а сердце рвалось в столицу. «Новостной листок» сообщал обо всем и ни о чем. Там не писали о том, вернулся ли к своей семье герцог Эверли. А если вернулся, то какой? Как себя чувствует? Что думает о нем и его здоровье семья? Целители? Что вообще происходит с ним?

Личность белоголового воина, которому я помогала вырваться из плена мурдов, отец назвал на десятый день после моего возвращения. Как-то вечером он спросил:

— Белоголовый — это же герцог Эверли? Любишь его? — Получив положительный ответ на оба свои вопроса, погладил меня по голове, как несмышленого ребенка, и добавил: — Забудь его, девочка моя. Забудь. Любовь к нему не сделает тебя счастливой. Мы можем вернуться в столицу и выбрать тебе такого мужа, какого ты захочешь. А его забудь.

Я обещала ему подумать, но точно знала: он опоздал. Не смогу его забыть, да и не хочу. Буду помнить его всегда. Смотреть на мою маленькую девочку и помнить. Я ведьма, я знаю, что украла у герцога самое дорогое — дочь, маленькую принцессу. Никто пока еще не знает о ней, но она уже существует. Маленький клубочек света, крохотный огонек, пульсирующий в такт моему сердцу, спрятанный пока еще глубоко во мне.

ГЛАВА 73

Зелье, оставленное герцогу его спасительницей, закончилось за день до прибытия в столицу, но к тому времени зрение уже полностью восстановилось. Глаза не резало от яркого света, да и шрамы не стягивали кожу и не алели на лице уродливыми бугристыми рубцами. Нет, они не исчезли совсем и все так же покрывали тело герцога с ног до головы, но были, на его взгляд, не такими уж и страшными.

Перчатки и шелковая маска помогали ему скрывать если не все, то очень многое. Дамы, встреченные им на пути домой, сраженные таинственностью незнакомца, скрывающегося под маской, строили ему глазки, флиртовали, навязывали свое общество, и он на какое-то время и сам поверил в то, что теперь все будет как прежде, что жизнь наконец-то налаживается. Но…

Что есть это «но», он убедился в пригороде столицы. Ночь застала герцога и сопровождающий его отряд недалеко от усадьбы виконта Дебуа, который гостеприимно распахнул для них двери своего дома. Рассказав своему давнему знакомцу о вынужденном отсутствии в стране по причине слабого здоровья, герцог повелся на заигрывания кузины хозяина и позволил увлечь себя в ее спальню. Жаждущей богатства и удовольствия молодой женщине хватило снятой в полумраке маски. Она орала так, как будто бы в ее спальню ненароком попал демон. Ворвавшиеся в комнату хозяева и сопровождающие гостя воины никак не могли понять, почему она трясется, как лист на ветру, и продолжает кричать.

Одежда что на ней, что на ее госте была в полном порядке, из ее прически не выбился на волю ни один шаловливый локон, а она стояла, заламывая руки. Герцог же, застывший против нее, словно мраморная статуя, смотрел на кричащую леди, скрестив руки на груди. Шелковая маска, как и прежде, надежно скрывала его лицо.

На все вопросы молодая красавица твердила одно: самозванец. Он самозванец! Чудовище! Позовите стражу! Сообщите королю!

Суматоха, вызванная этим происшествием, улеглась не скоро. Так и не сумевшие отдохнуть гости покинули владения виконта с первыми лучами солнца.

В эту ночь Натаниэлю опять снилась арена, бой, боль, огромные кошки. И только под утро ему приснились ласковые руки, без страха и неприязни прикасающиеся к его израненному телу, мягкие губы, целующие лицо, и тихий шепот: «Хороший мой… Ненаглядный…»

Встреча с семьей все расставила по своим местам. Они его ждали. Очень ждали. Сделали все, что могли, чтобы найти. В столице во дворце собрались все — мать, отец, сестры, их мужья и дети, брат с сыном и женой. Ждали. Узнали. Кинулись обнимать. Заплакали женщины. Стиснули в крепких объятиях мужчины.

Требование отца снять маску, довериться им было справедливым. Кому, если не семье? Самым родным, самым любимым.

Перчатки легли на стол первыми, а за ними упала маска. Глухо зарыдала мать, прижимаясь к отцу. Отвели взгляд всхлипывающие сестры и племянницы. Брезгливо поджала губы королева. Охнул племянник. Сурово нахмурились, вглядываясь в его лицо, присутствующие в комнате старший брат и отец. И все… Все они перестали смотреть ему прямо в глаза. Мужчины, признавая за собой несуществующую вину. Женщины, кто жалея, кто брезгуя, кто испытывая страх. Герцог понял, принял и не обиделся, но что-то глубоко внутри содрогнулось от боли. Он так стремился домой, туда, где поймут, помогут пережить ночные кошмары, не будут отдергивать руки, отводить взгляд, не скажут «урод». Нет, конечно, не скажут и даже не подумают, но смогут ли помочь? Захотят ли?