– Еще бы! – сочувственно подхватила Динти. – Не того вы калибра человек, чтобы засесть в отеле на всю жизнь. Посмотрите хоть на мистера Фиппса.
Оскар посмотрел.
– Он бросил отель – и где он сейчас?
– А-ах! – воскликнул Простак, широко взмахнув рукой и опрокинув бокал гостя.
Оскар спохватился, что еще не чесал кончик носа, и поспешил наверстать упущенное.
– Я б с радостью ушел из отеля. Выложил Хемингуэю все, что я о нем думаю.
– Вот это боевой дух! – одобрила Динти. – За чем же дело?
– Побаиваюсь.
– Другого шанса вам не подвернется. Сами потом пожалеете, что упустили.
– Да уж, – с чувством подтвердил Простак. – Могу себе представить. Когда вы вспомните о колоссальной, но упущенной возможности, вас переполнят самые горькие сожаления.
– Сгрызет раскаяние, – подхватила Динти.
– До самых косточек проест. Один скелет останется.
Оскар дрогнул. Кому понравится мысль, что остаток жизни ему суждено провести в тщетных сожалениях, грустя об упущенном?
– Н-да, тут требуется помозговать…
– Думайте на бегу!
– Пьеса, говорите, хорошая?
– Грандиозная!
Оскар опять принялся за левое ухо. Линия обороны трещала по всем швам.
– До смерти мне охота выложить кое-что этому надутому задавале, – сообщил Фричи своей бессмертной душе.
– Пиши расписку, – бросил Простак Динти.
– О’кей, босс.
– Погодите! – взмолился Фричи. – Минуточку!
– В шоу-бизнесе ждать нельзя! Или даете нам чек, или все отменяется. Даете?
– Но я ж еще не сказал, что согласен.
Динти улыбнулась самой ослепительной улыбкой. В ее манере проскользнуло что-то материнское. Так и чудилось, что, не будь она занята написанием расписки, погладила бы Оскара по голове.
– Вы только подумайте, мистер Фричи. Если заключите сделку, то сегодня же сможете пойти к мистеру Хемингуэю и выложить ему все.
– Он уже в постели.
– Так вытащите его!
Оскар призадумался – а что, заманчивая мыслишка!
– Наверное, он вас беспощадно эксплуатирует?
– По двенадцать часов в день.
– Ой, ужас какой!
– Чудовищно! – подпел Простак. – А в театре вам совсем не придется работать. Сплошное развлечение. Мы – как одна счастливая семья. К тому же, – добавил он, – кто сказал, что мы должны ограничиться одним спектаклем? Поставим еще много других, когда этот с оглушительным успехом пройдет по стране. Да что там, мы станем крупнейшими продюсерами. Всяких разных шоу… Давайте, я открою? – предложил Простак, ухватив чековую книжку, которую вытянул почти незаметно из кармана Оскара.
– Нет-нет. Я сам.
– Вот вам чернила. А вот ручка тети садовника. Чек выписывайте на меня, на Сирила Фиппса. С-и-р-и-л…
– А как ваше имя, мистер Фричи? – спросила Динти. – Как оно пишется?
– Оскар Фричи. Ф-р-и-ч-и. Но я еще не решил окончательно…
– Вот ваша расписка! – воскликнула Динти. – В ней написано, что вы дали мистеру Фиппсу десять тысяч долларов за долю в двадцать пять процентов. Все правильно?
– Но… Однако послушайте…
– Все абсолютно верно, – одобрил Простак. – Лучше и быть не может. Теперь все, что требуется, – выписать чек, а там – сплошные развлечения.
– Вы считаете, нужно выписать?
– Разумеется, нужно. Такая захватывающая драма. Не для высоколобых, но и не для низколобых, а как раз для среднелобых. Один субъект убивает другого субъекта, и священник есть, и раввин, они беседуют, слова летают, и так далее и тому подобное. Да, еще есть сад, входит мистер Хемингуэй… Ах! – Простак схватил чек.
– Осторожнее! – остерег Фричи. – Он еще влажный.
– Ничего, я высушу!
– Сам не пойму, правильно ли я поступил.
– Еще бы нет! Вы ступили на широкую дорогу к богатству и славе. И не только! Она ведет ко всему на свете! У нас получится шедевр, дорогуша! Настоящий шедевр!
– Узнаю моего славного Фиппса! Старину Фиппса! Да, вот такого Фиппса я и знавал прежде. Более верных слов ты никогда и не говорил, старый мой дружище Фиппс!
Это сказал не Оскар Фричи, а Мэрвин Поттер. Загулявшая звезда стояла в дверях, обеими руками держась за косяки.
С Мэрвином произошла разительная перемена. И переменился он с того последнего раза, когда его видел Простак, явно к лучшему. Тогда он пребывал на дне пропасти или, если хотите, шагал к ближайшему рекрутскому пункту Иностранного легиона. Теперь он светился спокойным счастьем. Широкая сверкающая улыбка выдавала, что он пьян, но то было веселое, беспечное опьянение. По-прежнему пьяный в стельку, он стал веселым. У стервятников, клюющих его грудь, видимо, притупились клювы.
– Держу пари, спектакль и правда станет шедевром, – продолжил Мэрвин, опрометчиво отрывая руки от косяков и зигзагами продвигаясь к креслу, в которое и свалился словно мешок с углем. – И вот почему: звездой буду я, Фиппс, старый дружище. Я снова встаю в строй, босс, снова в строй. Мэрвин Поттер докладывает о своем прибытии. – Он приподнялся, салютуя, и тут же снова свалился в кресло, как уже упомянутый мешок.
– Что?! – закричал Простак.
Актер, прикрывший было глаза, точно бы намереваясь погрузиться в освежающий сон, распахнул их снова.