Непримиримые 2

Закрываю глаза, старательно заставляя себя успокоиться. И когда бой чуть усмиряется, жду. Чего? Хрен знает, но упорно лежу с гаджетом, изучая новости.

Ирка выходит из ванной. Ложится, укрывается одеялом, поворачивается боком и смотрит. На меня. Пристально.

Что?

Что у нее в голове???

Мне жизненно важно знать!

Хочу! Знать!

По коже от острых ощущений колючки рассыпаются. Удушливо вздыхаю, всеми силами демонстрируя равнодушие. На деле — ни черта не вижу на экране, но усердно разглядываю пустые картинки и читаю нечитаемые слова.

Еще секунда — откину к хе*** собачьим планшет и… Но Ирка, словно ощутив мой агрессивный настрой, благоразумно отворачивается.

Вздыхаю чуть свободней, терпеливо лежу, прислушиваясь к мирному сопению Королька.

Когда выдержка заканчивается, — не могу больше игнорировать ни тишину, ни отстраненность, — кладу гаджет на стул. Поворачиваюсь боком и несколько минут пилю взглядом затылок соседки.

Спит, видимо.

Бл***, рядом со мной нельзя спать! Это аномально!.. Чтоб ее! Девчата сами на меня набрасываются, а эта непрошибаемая стерва еще и одевается усиленно — в спортивных брюках и футболке. Еще бы скафандр надела!

Но на самом деле мне пох* — вытряхну из чего угодно. Если вздумаю, если надумаю… а я… надумаю…

Дебил, знаю, но придвигаюсь, подгребаю девушку ближе.

Так спокойно, хорошо…

До щенячьей нежности хорошо — еще бы заурчал, да перебор будет. Ирка медленно и сладко отравляет меня, разрушает мир пассивностью, ненавязчиво порабощает. Видимо, это какое-то непонятное моему разуму сверхоружие.

«Чем меньше девушку мы любим, тем больше нравимся мы ей…»

Это применимо и к мужскому полу. На собственной шкуре ощущаю точность изречения. Ирка отталкивает, а меня нещадно притягивает, прямо волоком тащит; она посылает, а получается наоборот: привязывает сильнее — крепко и больно, до оголенных эмоций.

Закрываю глаза и жадно втягиваю аромат, что дурманит убойней алкоголя.

Королек напрягается. Выныриваю из нирваны… Оказывается, уткнувшись носом в белобрысый затылок, точно маньячелло, дышу «зажигалкой», пьянея до смертельного угара.

Ирка порывается отстраниться.

Зараза, значит, не спит.

— Тшш, — шикаю угрюмо, — спи, не буду приставать, обещаю…

Она заметно расслабляется, даже трепыхаться прекращает, но дыхание все равно частое, словно кислород перекрываю.

— Ты можешь, а я не могу… когда ты рядом, — бурчит недовольно.

Точно серпом по яйцам.

Бл***, ну на х*** это говорить?!

Идиот конченный, но подгребаю ее еще ближе, хотя куда уж ближе?

Не стесняясь, глубоко вдыхаю, впадая в экстаз от наркоты зажигалки. Нечто запредельное впитывается под кожу, вгрызается в сердце и отравляет душу. Нечто… чему нет названия, но что может подвести к черте, которую боюсь переступить.

Завтра, отпущу Ирку завтра. А сегодня просто рядом полежу… полежу… Не усну, но полежу…

Королек возится, как назло, ерзает. Не давая спокойствия, принимает точь-в-точь мою позу, прям идеально вписываясь в меня. Нежно притирается, взрывая реальность кипящим желанием.

— Чшш, — шуршу надсадно, на грани взвыть. — Просто лежи, Ир… Я не железный, сорвусь.

Но Королек не слушает — прогибается, задом в пах еще провокационней упирается:

— Вот так лежать?

— Мгм, — натужно киваю, понимая, что еще чуть-чуть и слечу с катушек. А я не люблю нарушать обещания.

— Правду скажи, — нахожу силы заговорить о том, что съедает изнутри и, может, хоть немногим дольше удержит в сознании, — ты с Лавиным мутишь?

— Селиверстов, — обрывает позорный допрос слегка охрипшим бормотанием Королек, — не знаю, что меня больше оскорбляет — твое предположение, что я могу распылять внимание налево-направо, или что не скрываешь отвратительного мнения обо мне!

И кошкой ластится, к чертям собачьим ломая мысль, что должна была обидеться или оскорбиться, ну или, как минимум, попытаться оттолкнуть. А еще, что данное мной слово — хрень полная. Дал слово — забрал… Я и так уже плохо соображаю, что происходит, а Ирка специально об меня трется, заставляя кровь обратиться лавой, а пульсацию в паху усилиться стократно.

Обхватывает за шею, побуждая склониться к себе и позволяя коснуться кожи, ощутить аромат и жар своего тела.

— Тогда зачем… — не договариваю; она беззастенчиво юркает рукой между нами и, проникнув под резинку спортивок, сжимает мое хозяйство. — М-м-м, — сдавленно стону.

— Я же не спрашиваю, кто на тебе постоянно виснет… — выговаривает без упрека Королек.

— А ты спроси, — подрагиваю от жгучих ощущений. Ласк, гоняющих кровь с ускорением. — А-а-а, — самообладание рвет к едрене фене. — Можешь грешить на кого угодно, но только не на Глашку. — Ирка ведь даже не сказала, о ком хотела бы узнать, а я уже оправдываюсь. — Не скажу, что не пытались, — упускаю момент, когда откидываю одеяло, и теперь уже трепещущую девчонку изучаю с большим наслаждением.

Я голоден… Вновь. Опять! Как всегда… Озабочен… Болен… неизлечимо… вероятно. Но соскучился.

Наощупь исследую гибкое тело, дольше задерживаюсь на груди, сминая до одури и травясь наркотическими ощущениями. Полные, упругие полушария с твердыми, вызывающе торчащими горошинами.