Непримиримые 2

— Ну, я, — мнется отец. Стрем какой. Папа взрослый. Я тоже, а мы не можем на простую тему поговорить без затычек и смущения. — Дело молодое… И я бы… не осуждал…

Лукавит. На Игната сразу рычал. Хотя… тот специально раздражал и выводил на эмоции.

— Пап! — разговор надоедает. Он неприятен, да и не о том хотела сказать. — У меня на носу соревнования по волейку. Так что, я еще у Шувалова несколько дней отлежусь, а потом домой загляну, хорошо?

— Несколько дней? — голос родственника мрачнеет.

— Да, папуль. Только не волнуйся, и бабуле с дедом передай, что все отлично. Мне лучше, но еще бы на немного надо у Родиона зависнуть, чтобы… — не договариваю — обманывать не хочу, а получается, что лгу. Ведь собираюсь на отчаянный поступок.

— Как скажешь, принцесса, — смиряется папа. Удивительно, шокирующе и тревожно… — Но звони чаще, — добавляет напоследок.

— Угу, — тепло улыбаюсь, а в груди мерзкий холод растекается, сердце укоряющим ударом напоминает, что я опускаюсь все ниже и ниже.

Звонок Франкшту занимает меньше времени.

— Привет, — виновато бормочу, как только на другом проводе слышу голос друга.

— Бл***, ты куда пропала, Ир?

— Если скажу в Аду побывала, поверишь?

— Че случилось?

— Болею так, что, по сути, сегодня первый день, когда говорить и шевелиться могу.

— Пиз***, - как всегда многословен Витька. — Шоу отменяется? — без особой надежды на обратное.

— Даже не надейся, — заверяю твердо. — Максимум — костюм Харли на зомби сменю…

— Ты, — мнется приятель после скупого смешка, — не мудри и не геройствуй. Это всего лишь турнир. Если хреново, я по-быстрому набросаю пост подписчикам и админам СВМА.

— Не вздумай, — мрачнею. — Сказала, я продолжу, а ты верь. Я это сделаю.

— Ок, если тебе интересно, ты пока хорошо идешь, — только Витька умеет преподнести хорошие новости так, что задумываешься — волноваться или нет?

— Отлично, — мне сейчас не до этого. Точно знаю, что прошла, и прошла не хуже массы, значит не должна вылететь. Мне хоть сотое в индивидуалке и двадцатое в командном зачете — и уже счастье. А если Франкшт применяет такой речевой оборот как «хорошо идешь», — значит, как минимум, золотая середина моя.

— Прости, — в глазах темнеет, пальцы слабеют. — Еще позвоню, пока, — мямлю напоследок и, даже не сбросив вызов, закрываю глаза.

* * *

— Она спит, — медленно, издали проникают в разум гулкие слова.

— Умолкни! — знакомый голос. Суровый, властный, объемный. — Не забывайся!

Черт! Черт! Это же старший брат Шувалова!

— Ей бы еще отлежаться, — настойчивое Спартака.

— А тебе лучше на кухне посидеть, — рекомендательно, но морозно вкрадчиво.

Если я и думала по глупости, что уже побывала в Аду, то вскоре понимаю, как глубоко ошибалась. Слышатся приближающиеся гулкие шаги, и уже в следующую секунду дверь в комнату без деликатности и такта распахивается. На пороге замирает Евгений Петрович.

— Очнулась, красавица?

Испуганный кивок.

— Здрасти, — вообще не комильфо. Мужчина незнакомый, квартира чужая… Холодный взгляд, обжигающий презрением. Власть, исходящая от Шувалова старшего. Обстановка, накаляющаяся все больше от повисшего молчания.

Ступает в комнату:

— Прости, милая, мне все равно, как ты себя чувствуешь и что происходит у вас с Родионом, но… — брат Шумахера поджимает губы, пристально пиля меня глазами, — из-за тебя он начинает сходить с ума.

— Из-за меня?

— Во всех мужских проблемах изначально виноваты женщины.

Даже не нахожусь с ответом — гениально, прямо ребром, и не подкопаешься!

— Если бы твои анализы не были чисты, мы бы не разговаривали.

— Анализы? Чисты? — несколько секунд соображаю, что происходит и о чем речь. — Наркотики? — запоздало доходит; чуть глаза не теряю от безмерного удивления вперемешку с негодованием.

— Нечего на меня таращиться! — Мрачен Шувалов старший. — Родион несколько месяцев как из реабилитационного вышел, — складывает руки на груди, не сводя с меня въедливого взгляда. — Все нормально было… и тут ты…

— Простите, — делаю нелепые телодвижения не то встать и покинуть квартиру, не то натянуть одеяло повыше, — я не знала, что такая…

— Не дергайся, смешно, — пугает Евгений Петрович суровостью.

— Мне лучше уйти, — откидываю чопорные замашки и спускаю ноги на пол. Не шучу, мне правда лучше идти домой. Даже не важно, дойду ли… Лишь бы здесь не оставаться. Этот инквизитор душу из меня выдергивает, да на совесть давит.

— Давай-давай, — криво хмыкает мужчина. Блин, раздражает и до уссачки пугает. Потерянно осматриваюсь в поиске, а что бы надеть, и раздосадовано понимаю… Черт, нет одежды.

Не бродить же по улице раздетой. Спрошу парней.

Сил нет укутаться, поэтому плетусь к выходу из комнаты, придерживая одеяло на груди и волоча длинный край по полу.

Но покинуть помещение не успеваю.

— Ты мне нравишься, девочка, — хватает за свободную руку Шувалов старший и чуть дергает к себе. Едва не заваливаюсь, но мужчина не позволяет упасть. Придерживает за плечи, чуть нависая: — Ты милая и, насколько уже разузнал, умная. Ты из другого теста. В тебе столько талантов, что… — мотает головой, будто и сам не рад признанию, — Родик… он не для тебя.