— Ирка ни разу не давала усомниться в своей целеустремленности, — голос Селиверстова не просто не ожидаем, он сродни грому посреди белого дня. Я бы могла предположить заступничество Антона, на худой конец — Аньки, но чтобы Игнат… за меня слово замолвил. — Как и в способности своей команды.
Недоуменно вытаращиваюсь на соседа, а ему хоть кол на башке. Даже не смотрит на меня.
— Если она говорит, что было плохо, значит, так и было. Причем в ее случае, как понимаю, она трупом валялась, иначе бы пришла.
— Селиверстов, а ты с кого перепугу в благородство решил поиграть? — крякает огорошено Андрей Юрьевич.
— Да ни хрена я не играю, — бубнит Игнат, совершенно не следя за языком. — Королек недавно на соревнования по волеку за универ приползала. Едва его отстояла.
Боже! Селиверстов… божественно прекрасен. Он… мое светило, вот-вот нимб над головой начинает сверкать, хотя я его раньше упорно не замечала. Игнатушка… самый прекрасный…
— Вы гляньте на нее. Одни кости остались. Жуткая скелетина, и как еще дышит?!
Поволока дурмана покачивается, но нимб глаза слепит.
Сосед волнуется, переживает…
— По площадке едва ноги влачила, играла на отъеб***, чуть пару матчей не завалила…
Стоп-стоп, морок сходит так быстро, будто меня ледяной водой умывают.
Этот козлина меня… защищает или грязью обливает?
От возмущения нахохливаюсь, точно воробей, готовый в бой вступить. Меня переполняет негодование. Да как Игнат может?! Как смеет!!!
Удивительная способность обелить, вымазав в дерьме. Спасать, притапливая…
— Но команду не подвела. Пришла… Она очень ответственная, — заключает с такой простотой и безликостью, что у меня глаза на лоб лезут.
Блина, дайте мне что-нибудь потяжелее. Я ему по башке настучу!!!
— Да это ты играл… спустя рукава, — подаю голос и впервые удостаиваюсь внимательного взгляда непогожих глаз. — А еще, — бурлит обида, — тренера обманул… больной ногой! — некрасиво с моей стороны, но злость в виски долбит. Только Игнат умеет из взрослой и уравновешенной меня за долю секунды сделать недоразвитую неврастеничку.
— Это когда я на тебя упал? — невинно хлопает ресничками.
Подлюкаа-а-а!!! Самовлюбленная…
— Да! — фиг тебе, не покраснею и не буду углубляться в интимные подробности. — А на следующий день уже на вéлике гонял!
Вот так! Топить, значит топить!
— Малыш, — окидывает брезгливо-снисходительным взглядом, — турнир я отыграл по максимуму, второе место, между прочим, а нога болела жутко. Благо мне медсестра хорошая попалась. За ночь залечила…
Язва поперек горло застревает. Боль… затапливает грудь, вгрызается в сердце. Оно пропускает удар, а когда выдает следующий — он оглушает.
Шок затягивается, это нелепо и смехотворно — вот так откровенно опешить от однозначного признания соседа, но я не нахожу сил прийти в себя. Зато победная ухмылка, скользнувшая по его наглому лицу, еще как:
— А меня два медбрата, поэтому лечение затянулось, — легкомысленно закатываю глаза и отмахиваюсь, — но я не в обиде… Главное результат!
Не знаю, что я хотела этим сказать. Поднять свою самооценку, мол, у тебя одна, а у меня двое!!! Или стремительно опустить, — я докатилась до групповухи, пусть и на словах… Но от реального воспоминания, как меня лечили, что пришлось пережить, свое самочувствие — и сопоставив лечение, коим занимался Игнат, с тошнотворной ясностью понимаю, что проигрываю по всем пунктам. Краска стыда печет не только щеки, даже нутро пылает… Зарделась, по-моему, вся до кончиков волос.
Лютый взгляд Игната ничуть не остужает, и даже капельки удовольствия не доставляет, что сумела парня на эмоции вывести.
— А то и вижу, — цедит с нескрываемым презрением, — две недели постельного, — не скрывает плевка, — режима, при должном уходе, в умелых руках… Отощала, сестренка, нужно тебе для компании еще пару-тройку лекарей вызвать!
— Вы сейчас точно о болезни и лечении говорите? — в мир хаоса и самообмана вклинивается едко-настороженный голос Андрея Юрьевича.
Запоздало вспоминаю, что мы у него в кабинете. И разговор у нас сугубо деловой, вот только каким-то образом мы его умудряемся опошлить.
— Да, — киваю в пол.
— А то, — поддакивает смешком Игнат.
— Все свободны, — хмуро отдает распоряжение Вирзин, — Селиверстов и Королькова, а вы останьтесь, — рушит хрупкие надежды зав кафедрой, что это ужасное утро оканчивается и вскоре я смогу вздохнуть свободно… ну или забиться в уголок и пореветь вдоволь.
Только наши команды скрываются за дверью, зав. кафедрой откидывается на спинку офисного стула. Руки в замок на живот.
— Не хотел пугать ребят новостью, но сейчас должен приехать важный человек. Он заинтересован нашими проектами и для начала хочет поговорить с вами лично.
Мы с Игнатом переглядываемся. Обоюдная неприязнь медленно отступает перед этой новостью.
— Но я не готова, — роняю испуганно. — Почему нельзя было раньше предупредить? Я бы… ну, не знаю, речь написала.
— Потому что письмо о его приезде задержалось в дороге, — Вирзин театрально вскидывает глаза и ладони к потолку: — Боже, благодарю нашу «почту», что вообще нашла желание нам его благородно доставить.