Непримиримые 2

Финиширую первой и долго… больше никого не появляется на черте. Возле меня хлопочут медики, даже успевают привести в чувство и обработать раны, дать обезболивающего и успокоительного.

Вторым прибывает Лианг на тачке Гризли. Следом Мушкетер и Логан, который попал в гонки по счастливой случайности, но в итоге стал самым удачливым. Единичные потери, чистота прохождения… Лишь загонщик ему, если судить по сигналам датчиков на мониторе сайта, несколько меток поставил, пока парень от него удирал по закоулкам окраин города.

Но приз мой. Победа моя…

Наш! НАША!!!

Благодаря огромной толпе мужчин, которых долгое время считала беспринципными шовинистами и мелкими особями неопределенного пола. Стыдно, когда под одну гребенку косишь всех, а потом сталкиваешься с обратной стороной медали. Я даже не предполагала насколько участники злы на Гордеевых и им подобных. Как сплотились, наплевав на правила и победу. Доказали, что мужское в них сильнее жалкого желания доказать альфа-принадлежность, что в них поистине сильно то самое — исконно-мужское.

Не выпячивая грудь, подминать слабого и унижать и этим кичиться, а то, что действительно ценно в такой значимой части сильного пола — умение всегда и во всем оставаться ЧЕЛОВЕКОМ. Порядочным, чистым, гуманным.

И мужчины доказали, что мелкая победа в турнирчике для них пустышка, когда игра становится грязной и нечестно. Что они без сомнения отступятся от победы, уступая ее женщине, которую третировали на протяжении всей игры в ней и вне ее. Что умеют признавать достоинства другого, пусть не столь сильного физически, но равного по духу…

И плевать, что я реале не выиграла бы турнир. Плевать, что мне его откровенно сливало огромное количество участников. Для меня самое главное оказалось то, что именно они мне доказали, что МУЖЧИНЫ есть, и я не должна сдаваться под натиском нелюдей в человеческом обличье.

Победа отдает горечью и от того особо сладка.

Гордеев старший угрожает, получив на руки покалеченного младшего, и как Лиагн решает с ним конфликт — уже остается за кадром. Меня в такие «мелочи» Джи Линь не вмешивает — он, как истинный мужчина, проблемы берет на себя, ограждая ЛЮБИМУЮ женщину.

На награждение мы не остаемся. Лианг улаживает вопросы в предельно кротчайшие сроки и только его звонок: «Собирайся, мы уезжать!» — побуждает меня поговорить с родственниками и поставить их перед фактом.

Мы долго говорим. Отец тщетно пытается переубедить, а бабуля молчит. Плачет и молчит. Она понимает, по-женски. Что я не останусь, чтобы папа не говорил, чтобы не предпринимал. Ей больно, но она смиряется с моим выбором без выбора.

Перед отъездом позволяю себе лишь одну слабость — письмо Игнату, так как он до сих пор не пришел в себя…

Письмо…

Игнат

Прихожу в себя резко — распахиваю глаза от нестерпимой боли в сердце. Словно удар колом. И вязкая, тягучая боль бежит по жилам — бьет в голову, грудь, живот, руки, ноги.

Перед глазами кровавые кляксы.

Пытаюсь смахнуть мешающиеся проводки.

Обвожу непонимающим взглядом палату…

Мать спит в кресле рядом с койкой.

Кое-как отдираю трубочки в попытке сесть, но на истошное пищание приборов сбегается уева туча медперсонала. Словно тараканы ниоткуда, заполняют палату. Суматоха, волнение…

Мамка ревет не то от счастья, не то от горя — сомневаюсь в первом, ибо, не думал, что счастье можно так затапливать слезами.

А может я эгоист и циник, ведь меня это раздражает, и только две мысли долбит все яростней: Где Ирка и Что с ней?

— Ира… — твержу, как заклинание. Мать пасмурнеет. Глаза прячет. Тут и отец Королька поспевает:

— Игнат, тебе лучше лечь!

— Да, бл***, где моя Ирка? — выхожу из себя.

Меня упрямо укладывают обратно и от того, как слаб и все бесят, матерюсь:

— Бл***, да нах*** от меня отъеб***сь!!! — взбрыкиваюсь гневно, и, сук***, еще больше начинаю ярится — тело еле слушается и жутко слабое…

— Тише, — строго рявкает крупная медсестра и таким взглядом припечатывает, что неожиданно для себя слушаюсь. Вот не привык, чтобы на меня так… непедагогично. Пока хлопаю глазами и собираюсь с силами для нового подвига, меня накачивают лекарствами.

И подвиг тотчас становится смутно необходимым и мягко утекающим…

Когда просыпаюсь в следующий раз, действую тихо. Прошлого нацисткого обращения хватило, и я парень схватывающий на лету… Поэтому кое-как встаю, благо от аппарата отключен, а отодрать капельницу — раз плюнуть. Но встать на ноги оказывается не так просто. Меня качает, мутит, в голове тяжесть, в груди простреливает боль от каждого движения. Ноги заплетаются, подкашиваются…

Нащупываю под больничной накидкой тугую перемотку. Твою ж мать!!! Видать ребра сломаны.

Через «не могу» ступаю к спящей матери. Бледная, осунувшаяся. И опять спит! Хотя, не удивительно, за окном темень, а значит ночь.

Бля***, мамка дневует и ночует у моей койки.

Хреново!

Загребаю ее телефон, лежащий перед ней на столике и чтобы ее не разбудить, шатаюсь в сторону уборной. На самом деле, не уверен, что она есть в палате, но окидывая взглядом помещение, приятно подмечаю помимо входной двери еще одну.

Скрываюсь за ней. Аккуратно закрываю…