Непримкнувший. Воспоминания

«Как же он, он, Берия, позволил так обвести себя вокруг пальца?! И главное, кому? – этому безграмотному вахлаку – Никите Хрущеву. Это его рук дело. Ишь, каким другом прикинулся! Как руки жал! Все в любви клялся… А я-то… Ведь я чуял нюхом в последние дни, что что-то не то. Я ловил иногда его злобные взгляды, которые он тайком бросал на меня и сейчас же расплывался во весь рот, когда я с ним встречался взглядом. Как же я не подумал как следует, почему он стал так часто бегать ко мне, провожать домой? Я думал, что он заискивает передо мной, побаивается меня. О, теперь видно, на что способен этот кулак. А что, если открыть глаза Маленкову? Ведь Никита скоро уничтожит и его! А что, если здесь спасение?»

И Берия мобилизовал всю свою изобретательность, чтобы (как он ошибочно думал) тайно послать записку Г. Маленкову. Записка начиналась так: «Георгий, не верь Никите…»

Но Г. Маленков сразу же огласил эту записку на Президиуме ЦК.

Берия изощрялся еще и еще… Но все было бесполезно. Следствие шло, и в ходе его развертывалась страшная картина тяжких преступлений, совершенных Берией и его сообщниками, – злоупотреблений властью, корыстных действий и глубокого морального разложения этого сатрапа.

Перед лицом непреложных фактов и неопровержимых улик Берия, вчера еще клокочущий злобой вулкан, постепенно стихал. Он все яснее понимал, что спасения нет, все кончено. Никакое чудо свершиться уже не может. Сознание безвыходности положения было невыносимым, оно жгло грудь, будто туда всадили раскаленный стержень.

Чтобы умерить эту боль, он усилием воли вытаскивал из кладовых мозга эротические истории прошлого и пропускал их через сознание, эпизод за эпизодом. Вот кадры сладостной киноленты об одной драматической актрисе: охранники Берии ждали ее у служебного выхода; приказ сесть в машину; доставка в особняк; обязанность пройти определенные процедуры в ванной комнате; приглашение к столу; альковное уединение…

Спортсменка, кинозвезда, продавщица магазина, машинистка, певица, врач, балерина, еще кинозвезда, стенографистка, школьница – около трехсот имен занес он в свой интимный список распутства, хранившийся в одном служебном сейфе.

Подобно скупому рыцарю, дрожащими руками копавшемуся в своих сокровищах, Берия, с чувством сладострастия, извлекал из своих запасников памяти наилучшие кинокадры и мысленно прокручивал их заново.

При слове «школьница» в памяти всплыла прошлогодняя история. Мутно-серые, всегда слегка гноящиеся глаза Берии остановились на фигуре проходившей по тротуару девочки-подростка. Она доставлена была к его ложу. Последствием акта насилия для школьницы стала беременность. Вскоре все стало известно матери. Пренебрегая великой опасностью, она как-то подкараулила всесильного сановника и со слезами умоляла спасти дочь.

И тут произошло нечто небывалое. До сих пор Берия не останавливался перед прямыми расправами с теми из его жертв, которые осмеливались как-то разгласить такую «государственную тайну» или пытаться искать защиты. Здесь же события развернулись в другом направлении.

В дачном поселке работников МГБ по Владимирскому шоссе появилась вдруг дача с глухим трехметровым забором. Кто поселился там и что происходило за этим забором, никто, даже из сотрудников МГБ, проживавших в поселке, не знал. Видели, что за непроницаемые ворота ежедневно проходила крытая автомашина, по-видимому с продовольствием. Членов семей сотрудников, приближавшихся иногда к таинственной даче в поисках грибов, люди наружной охраны строго предупреждали: «Нельзя здесь ходить».

И только однажды стряпуха из таинственной дачи с опаской прошептала жительнице соседнего участка, что за высоким забором живет «девочка с грудным ребенком», а при ней – мать. И приезжает сюда редко-редко «надо быть, очень большой начальник»…

Что произошло в темной душе этого феноменального развратника: шевельнулось ли у него чувство жалости к загубленной жизни подростка? Родилась ли гордость, что, оказывается, он, Берия, переболевший всеми мерзостными болезнями, может еще быть отцом ребенка? – трудно сказать.

Известно только, что на второй день после ареста Берии кто-то позвонил у калитки таинственной дачи и громко сказал в смотровое окошечко, чтобы больше не ждали машины с продуктами…

Но воспоминания из этой истории Берия гнал от себя. Они не умеряли терзавших его чувств обреченности. Он настойчиво вытягивал из глубин памяти самые эротические сцены и старался смаковать все подробности, чтобы распалить свое тело и забыться хоть на несколько мгновений.

В такие минуты дежурившие у дверей камеры круглосуточно высшие офицеры видели в смотровое окошечко, как Берия, закрывшись грубым солдатским одеялом, корчился под ним в приступах мастурбационного сладострастия.