Непримкнувший. Воспоминания

На заседании Политбюро 22 марта 1949 года, когда рассматривался вопрос о присуждении Сталинских премий в области науки, а 31 марта – в области технических изобретений, Сталин вникал в каждое предложение.

Именно тогда зашла речь о присуждении Сталинской премии 1-й степени академику Т.Д. Лысенко за его книгу «Агробиология».

А далее разыгрались очень бурные события, в том числе лично для меня.

Смерть Жданова

Академик Лысенко и борьба за власть в Политбюро. Жданову все хуже. Я подружился с сыном Жданова. Чудо-юдо «от сохи» становится живым классиком. Хрущев как покровитель Лысенко. «Ах вы, наивная душа». «Поднялся со стула я и сказал: я разрешил, товарищ Сталин». Суслов был занят другими делами. Агитпроп попадает «под Маленкова». Обморок и больничная палата. «Жданова убили врачи»

На мартовских заседаниях Политбюро раздавались и осторожные голоса против Лысенко. Но Сталин язвительно ответил президенту Академии наук СССР А.Н. Несмеянову на частное замечание того в адрес Лысенко. Затем подробно говорил о заслугах Лысенко. Он зачитал полностью какой-то отзыв о работах Лысенко с ветвистой пшеницей и продолжал:

– Вы подумайте только: обыкновенная пшеница имеет 30–40 зерен в колосе, а ветвистая – 150–200. Какое это будет увеличение хлебных богатств, если удастся производственно освоить выращивание ветвистой пшеницы. Лысенко работает с ней не как крестьянин, а как ученый. Ветвистая пшеница была в Америке и в Канаде, но выродилась. Если Лысенко удастся ее освоить, это будет великое дело. Пока в опытах Лысенко и грузинских селекционеров она деградирует. Надо следить за этим делом и охранять его. У нас на Сельскохозяйственной выставке пытались похитить один колос ветвистой пшеницы…

Как известно, опыт и практика зарубежных стран показали, что вся история с работами Лысенко была невероятно раздута. Лысенко не дал здесь ничего полезного.

В связи с Лысенко на Политбюро зашел разговор о так называемой мичуринской биологии, а затем об Иване Петровиче Павлове. Работая до войны в Отделе науки ЦК, я имел честь познакомиться с великим русским ученым и слышал его выступление на 15-м Международном конгрессе физиологов в Москве в 1935 году. По мере возможностей я интересовался трудами гениального физиолога, доступными моему пониманию.

В этот вечер Сталин, обращаясь к А.Н. Несмеянову, сказал:

– Почему не представлены труды по физиологии? У нас есть Институт Павлова, его лаборатории, а ничего не представляется. Наследство Павлова плохо разрабатывается. Огонь его учения стараются потушить всякие сторонники Лины Штерн.

…Может показаться странным: какая связь может быть у биологии с борьбой за власть в Политбюро?

Связанная с этим история развивалась действительно странно, но и предельно драматично – и кончилась смертью А.А. Жданова.

И в этот вечер Сталин удивил всех присутствовавших своей оценкой одного исторического факта, противоречившей оценке, сложившейся в общественной науке.

На Сталинскую премию была выдвинута одна работа по истории. Обращаясь ко мне, Сталин сказал:

– Я не успел прочитать эту книгу. А вы читали?

Я сказал, что прочитал.

Сталин:

– И что вы предлагаете?

Я сказал, что Агитпроп поддерживает предложение премировать эту работу.

– Скажите, а там есть что-нибудь о бакинских комиссарах?

– Да, есть.

– И что же, их деятельность оценивается положительно?

– Да, безусловно.

Сталин:

– Тогда нельзя давать премию за эту книгу. Бакинские комиссары не заслуживают положительного отзыва. Их не нужно афишировать. Они бросили власть, сдали ее врагу без боя. Сели на пароход и уехали. Мы их щадим. Мы их не критикуем. Почему? Они приняли мученическую смерть, были расстреляны англичанами. И мы щадим их память. Но они заслуживают суровой оценки. Они оказались плохими политиками. И когда пишется история, нужно говорить правду. Одно дело чтить память. Мы это делаем. Другое дело правдивая оценка исторического факта.

Все были в недоумении, но с возражениями никто не выступил. Вопрос о премии отпал. Очень придирчиво допрашивал Сталин хозяйственных министров об отдельных изобретениях и конструкторах.

Обращаясь к министру авиации Хруничеву, Сталин спросил:

– А этот тип истребителя действительно оригинален у Лавочкина? Он не повторяет просто иностранного образца?

К министру вооружений Д.Ф. Устинову: