Непримкнувший. Воспоминания

В связи с этим делом начались массовые аресты партийных и государственных работников Грузии, обвиненных в участии в этой группе. Помимо массовых арестов и осуждений мингрелов, несколько тысяч человек без предъявления конкретных обвинений высланы были из Грузии в районы Крайнего Севера и другие отдаленные места.

В этот же период было инсценировано «дело Еврейского антифашистского комитета». По этому «делу» отдали свои жизни крупные деятели советской интеллигенции: политические работники, писатели, артисты.

Такая практика произвола и бесконтрольности органов государственной безопасности не могла не вызвать глубокой тревоги и недовольства в широких слоях населения. В таких случаях Сталин время от времени возлагал вину за содеянные злодеяния на определенных лиц из органов МГБ, уничтожал их и тем самым стяжал себе славу стража революционной законности, поборника справедливости. Нимб святости вокруг чела Сталина становился еще более ярким.

Так было и на этот раз. На одном из пленумов ЦК партии я был свидетелем суровой критики, которой подверглись со стороны Сталина органы МГБ и некоторые его руководящие работники. Вслед за тем в декабре 1952 г. ЦК разослал директиву партийным организациям: «Считать важнейшей и неотложной задачей партии, руководящих партийных органов, партийных организаций осуществление контроля за работой Министерства Госбезопасности. Необходимо решительно покончить с бесконтрольностью в деятельности органов Министерства Госбезопасности и поставить их работу в центре и на местах под систематический и постоянный контроль партии, ее руководящих партийных органов, партийных организаций».

Однако вся непоследовательность таких мер иллюстрировалась хотя бы тем, что параллельно этой директиве шла разработка новой, чудовищного «дела врачей».

Эволюция от живой, действенной, преобразующей демократии ленинского периода к демократии формальной, показательно-праздничной все ощутимее сказывалась в деятельности Советов – снизу доверху.

В двадцатых – тридцатых годах мне не раз приходилось бывать гостем на Всесоюзных и Всероссийских съездах Советов, работать в секциях Сокольнического райсовета, слушать горячие дебаты депутатов в Моссовете. Во всем этом ощущалось напряженное биение пульса жизни, непосредственное революционное творчество многомиллионных масс, целых классов, поднятых великой революцией до положения истинных хозяев огромной страны.

Постепенно, из года в год, из пятилетия в пятилетие, шел процесс передвижки обсуждения и решения не только важных текущих, но и программных, директивных, установочных вопросов от съездов, конференций, сессий, собраний – а дальше от исполкомов и коллегий к узким президиумам, бюро, единоличным начальникам и руководителям.

Опорой же этих инстанций и всемогущим механизмом, от которого, собственно, зависело все, чем дальше, тем больше становился аппарат.

Аппарат – партийный и советский, невыборный, несменяемый и по существу не подотчетный никаким демократическим ассамблеям. Всякие разумные и целесообразные грани между законодательными и исполнительными органами, между подготовительными и решающими инстанциями, директивными и подотчетными, постепенно растворялись. Всеобъемлющими и всевластными становились чрезвычайно узкие бюро и руководители-единоличники, причем права и функции всей системы советских органов все сужались и умалялись, при явной гипертрофии прав и функций верхушечных инстанций партийных органов: бюро и первого секретаря райкома, обкома, крайкома и ЦК компартий союзных республик и др.

Общие партийные собрания, районные, областные, республиканские, союзные конференции и съезды партии и Советов постепенно становились торжественно-праздничными ассамблеями, у которых оставалась единственная функция: единогласно одобрять и утверждать любые проекты, предлагаемые руководящей узкой инстанцией или руководящим лицом.

Мы увидим далее, к каким чудовищным извращениям привела эта эволюция во времена хрущевщины. Самые нелепые и безграмотные прожекты Хрущева: например, о рассечении партии на промышленную и сельскохозяйственную и создание в каждой области двух обкомов партии, двух исполкомов, или об уничтожении всего аппарата управления промышленностью (хозяйственных министерств), построенного (как и во всем мире) по отраслевому принципу, и переход к совнархозам, и многие другие – обсуждались и принимались во всех инстанциях единогласно.

После падения Хрущева все эти прожекты, исполнение которых причинило ущерб стране, исчисляемый в десятки и сотни миллиардов рублей, были так же единогласно отменены и высмеяны.

Таким образом, эволюция деятельности государственного аппарата, партийной и советской демократии шла не в том направлении, в каком это представлялось Ленину и было завещано им в его работах, начиная от «Государства и революции» и кончая такими предсмертными работами, как «Лучше меньше, да лучше», «Как нам реорганизовать Рабкрин», «О нашей революции» и др.