Непримкнувший. Воспоминания

Иногда на сессию выносится какой-нибудь международный вопрос. В таком случае заранее в аппарате ЦК и в редакции «Правды» заготовляется несколько текстов речей в прениях, каждая из которых вручается для произнесения определенному депутату: секретарю обкома, академику, военачальнику, сталевару, доярке, учительнице.

Председатель Совета Министров и члены правительства – министры, идя на сессию, и не помышляют о том, что нужно доказать депутатам, убедить их в правильности линии и практической деятельности правительства или данного министерства, испросить согласия на такие-то важнейшие мероприятия на предстоящий год и т. д. Они знают, что фактически никто из них не подотчетен парламенту.

Ни один из руководителей, идя на сессию, не опасается, что он может здесь подвергнуться критике. Все депутаты достаточно дисциплинированны и знают, что критиковать кого-либо из руководителей можно лишь в том случае, если на это дана команда «сверху». Тогда уже каждый из выступающих должен присоединиться к критике и подвесить на критикуемого свою гирю. Иначе он может быть заподозрен в сочувствии к тому, в отношении которого сверху «дана команда».

При сложившихся порядках функционирования советской демократии совершенно исключается такая процедура.

Скажем, Председатель Совета Министров Н. Хрущев вносит на рассмотрение сессии проект Закона о реорганизации управления промышленностью: ликвидации министерств и переходе к системе совнархозов. Одни депутаты поддерживают законопроект. Другие возражают. Третьи принимают основу законопроекта, но вносят поправки, дополнения. В споре рождается истина. Голосование выявляет волю большинства, Законопроект со всеми поправками, изменениями, дополнениями, пройдя через горнило коллективной мысли и коллективного опыта депутатов, становится Законом. Меньшинство подчиняется большинству.

Повторяю, такой, казалось бы, совершенно нормальный порядок работы высокой ассамблеи у нас абсолютно исключен. Никаких вопросов по законопроектам, тем более с оттенком сомнения, на сессиях задавать не принято. Обсуждение ведется только в духе безоговорочного одобрения доклада и законопроекта, то есть теряет всякие элементы обсуждения. Голосование может дать только единственный результат – единогласное утверждение выдвинутых предложений, то есть опять-таки теряет смысл и цель само голосование.

За 8 лет моего пребывания в депутатах Верховного Совета СССР не было ни единого случая, чтобы какой-либо депутат по какому-либо вопросу даже в стадии обсуждения высказался отрицательно по проекту, а тем более проголосовал бы против или хотя бы воздержался от голосования. Не было такого случая ни до меня, ни после меня. А если бы такой случай произошел – что по проекту, внесенному на сессию Сталиным, Хрущевым или любым другим руководителем кто-то из депутатов высказался или проголосовал против или даже воздержался при голосовании, – то он был бы объявлен антипартийным человеком или душевнобольным.

Поэтому с таким неизменным и абсолютным единодушием обсуждаются и решаются на сессиях все вопросы.

В свободное от заседаний время депутатов хорошо и бесплатно кормят. На время сессий обычно организуется выставка промтоваров или открывается уединенный магазин, где депутаты могут приобрести дефицитные вещи: шерстяные кофты, обувь, продукты и пр. По вечерам депутатов водят на спектакли.

На пятый или шестой день сессии без каких-либо обсуждений, вопросов, персональных отводов, единогласно утверждаются все указы, принятые между сессиями, а на первых сессиях после выборов открытым голосованием избирается Президиум Верховного Совета СССР и утверждается правительство – Совет Министров СССР.

Нагруженные покупками, депутаты разъезжаются по домам до следующего года.

Такой была сессия и на этот раз.

Через пять лет снова собралась очередная сессия Верховного Совета. И снова мы оказались с маршалом Жуковым на соседних креслах. Только теперь он был министром обороны Советского Союза, а я – секретарем Центрального Комитета партии. Оба мы – кандидаты в члены Президиума ЦК. И сидели мы уже не в зале, а на скамьях президиума сессии.

Сессия двигалась вперед с равномерностью и безупречностью идеально отлаженного механизма, действующего на холостом ходу. Помощники же время от времени подносили нам папки с бумагами, требовавшими срочного рассмотрения.

Вдруг Георгий Константинович обратился ко мне с вопросом:

– Слушай, Дмитрий Трофимович, ты у нас теоретик, разъясни мне, пожалуйста, – зачем мы каждый год устраиваем такую петрушку?

– Какую петрушку?

– А вот такие сессии. Ведь все мы люди занятые. У каждого дел по горло. Зачем же мы отрываем тысячи занятых людей на такие сессии, которые ничего на деле не обсуждают и ничего не решают? Кого мы обманываем?

Я перевел это в шутку:

– Ты, Георгий Константинович, говоришь, что я теоретик. А ведь это вопрос не теоретический, а организационный. Поэтому задай его Хрущеву.

Мы посмеялись. Посмеялись, конечно, горьким смехом.