Абигайль смотрела на него выжидательно, и Уоллингфорд понял, что так ей и не ответил.
– Да, помешала. Что ты тут делаешь? Разве ты не должна угощать гостей оливками?
– О, оливки давно закончились. Теперь они танцуют. Я имею в виду гостей, а не оливки. Что читаешь? – Абигайль двинулась к столу, и Уоллингфорду показалось, что она робеет. Робеет? Нет, только не мисс Харвуд.
Уоллингфорд убрал стопку бумаг в кожаную папку.
– Ничего интересного.
Абигайль рассмеялась:
– Ну и зачем ты читаешь то, что не представляет для тебя интереса?
– Ты неправильно меня поняла. То, что я сейчас читал, не представляет интереса для вас, мисс Харвуд. – Герцог откинулся на спинку стула и сложил пальцы домиком, подобно одному из напыщенных преподавателей Оксфорда. – А вот для меня эти документы чрезвычайно интересны.
Абигайль остановилась в нескольких шагах от стола, вытянув руки со стаканами перед собой. Лампа отбрасывала свет на ее каштановые волосы, и они переливались на ее голове, подобно нимбу.
– Понимаю. Ты все еще сердишься на меня?
Уоллингфорд смотрел на Абигайль, стараясь не обращать внимания на соблазнительные изгибы ее тела в этом провокационном платье и забыть все, что он знал о ней и чувствовал. Усилия для этого потребовались неимоверные. Точно такое же напряжение воли потребовалось бы от него, если бы он захотел одной рукой отодвинуть огромный камень, заслонявший вход в пещеру, куда очень хотелось заглянуть.
– Скажите что-нибудь, мисс Харвуд, – тихо произнес герцог.
– Не называй меня так. И не надо говорить со мной таким отстраненным тоном, потому что сейчас ты выглядишь как настоящий герцог.
– Я и есть герцог.
Абигайль подошла к столу и поставила на него стаканы.
– Ты знаешь, что я имею в виду.
Уоллингфорд не сводил взгляда с ее лица, чтобы ненароком не уставиться на вырез платья.
– Скажите-ка мне, мисс Харвуд, как давно вы знакомы с моим дедом, герцогом Олимпия?
Удивление на лице Абигайль было столь глубоким и искренним, что Уоллингфорд на мгновение усомнился в собственных подозрениях.
– С твоим дедом? Прошу прощения. А я должна его знать?
– Это ты мне скажи.
– Я… я не знаю, что сказать. Кажется, я с ним не знакома, но Александра постоянно знакомит меня с важными джентльменами на званых обедах, только вот я никак не могу запомнить их всех. А как твой дед выглядит?
Уоллингфорду хотелось поставить локти на стол и податься вперед, но выпирающая из декольте грудь Абигайль оказалась бы как раз на уровне его глаз, поэтому он предпочел сидеть, откинувшись на спинку стула.
– Высокий, седовласый, держится властно и разговаривает повелительно.
– Наверное, таким будешь ты в пятьдесят лет.
Губы Уоллингфорда дрогнули:
– Породу видно сразу.
– В общем, я не могу сказать наверняка. В любом пабе за твоего деда можно принять добрую половину посетителей. Он хорошо одевается?
– Безупречно.
– В таком случае большинство претендентов можно отсеять, оставив всего нескольких. А вообще даже если я с ним действительно встречалась, то совершенно не помню лица, не говоря уже о беседе, если таковая, конечно, имела место. А почему, черт возьми, ты об этом спрашиваешь?
«Потому что подозреваю, что дед решил выставить меня дураком».
– Ты уверена? – спросил Уоллингфорд.
– Разве я не сказала секунду назад, что ни в чем не уверена? К чему ты клонишь? – Глаза Абигайль под маской прищурились.
Он с силой прижал подушечки пальцев и произнес как можно обыденнее:
– Не встречалась ли ты с ним, например, зимой, чтобы заключить сделку, в результате которой ты получишь титул герцогини, а он приструнит наконец своего безнравственного внука? – Как только эти слова сорвались с губ, Уоллингфорд понял всю их абсурдность.
Герцог положил руку на папку, чтобы еще раз напомнить себе о существовании документов, которые изучал всю вторую половину дня.
Абигайль рассмеялась.
– Титул? Да, ты шутишь, наверное. Сделка с твоим дедом? – Она без сил опустилась на стул. – Ты совсем с ума сошел или просто решил надо мной посмеяться?
– У меня появились неопровержимые факты…
– Как раз после того, как я отвергла тебя сегодня утром. Господи, Уоллингфорд!
– Ни одна женщина не принимает предложение с первого раза.
Абигайль перестала смеяться, подалась вперед и сплела пальцы у себя на коленях.
– Да ты и впрямь не шутишь.
Что-то в ее голосе заставило Уоллингфорда вновь ощутить, как осыпается в его груди с таким трудом возведенная стена.
– Я просто подумал…
– Дело в том, что я сказала сегодня утром? Мне очень жаль, Уоллингфорд. Я не хотела тебя оттолкнуть столь грубо. Просто ты застал меня врасплох. Я не должна была тебя обижать.
– Обижать меня?
Абигайль поднялась со стула с присущей ей грацией эльфа и перепорхнула на колени к Уоллингфорду.
– Да, твое нежное сердце. Порой ты так отвратительно ведешь себя, дорогой, что я забываю, насколько оно нежное. Поэтому прости меня. – Абигайль положила руку на его ногу чуть выше колена. – Ты же знаешь, я тебя обожаю.
Во рту у Уоллингфорда пересохло, а мышцы свело от ее прикосновения. Что делать? Обнять Абигайль или прогнать ее прочь?
– Сумасшедшая, – вымолвил он наконец.