Неприступный герцог

Абигайль остановилась и повернулась к герцогу лицом. Они стояли в тени деревьев, скрытые от луны, и Уоллингфорд не мог разглядеть выражения ее лица. Не мог сказать, сердится ли она, устала или печальна. Ему хотелось дотронуться до нее, но было понятно, что Абигайль не желает, чтобы он к ней прикасался.

– Я не убегаю, – произнесла она.

– Убегаешь.

– Просто возвращаюсь в свою комнату, чтобы лечь спать. Уже поздно, день выдался трудный, и я очень хочу оказаться наконец в постели.

– Хорошо. Я тебя провожу. Это моя обязанность и мое право.

При этих словах Абигайль упрямо вздернула подбородок.

– Это не является ни твоим правом, ни твоей обязанностью.

– Не делай вид, будто ничего не произошло, дорогая, – тихо произнес Уоллингфорд.

– Не делай вид, дорогой, будто то, что между нами произошло, дает тебе право распоряжаться мной и решать что-то за меня.

– Господи, да ведь так и есть!

– Это было короткое и не очень приятное происшествие, о котором я вообще предпочла бы забыть.

В ушах у Уоллингфорда зазвенело, и он сжал кулаки, чтобы не схватить ее за плечи.

– И все же это произошло, Абигайль. Мы были вместе, и это что-то значит. Не просто что-то, а очень много. Это, как ты говоришь «происшествие», связало тебя со мной.

Абигайль сложила руки на груди.

– В самом деле? Большую коллекцию любовниц ты, должно быть, собрал к сегодняшнему дню. Мог бы устроить из них собственный гарем, как это делают в Персии.

– Не делай вид, будто не понимаешь, о чем я. Джентльмен не может лишить леди невинности, не поступив при этом…

Абигайль повернулась к нему спиной и зашагала по тропинке прочь.

– Не желаю слушать эту чушь! Ты знаешь, что мне нужен был любовник, а не муж. Я с самого начала довольно ясно выразила свои желания. Поэтому у тебя нет никаких обязательств по отношению ко мне.

– А что, если мы зачали ребенка? Ты не думала об этом?

– Где-то наверняка бегает дюжина твоих незаконнорожденных детей. Так какая разница – одним больше, одним меньше?

– Раз уж на то пошло, у меня нет детей.

Абигайль поспешно шагала между деревьями.

– Чушь! Я знаю, о чем говорю, Уоллингфорд. Ты не можешь разбрасывать свое семя, не посеяв при этом хоть какой-то урожай. Разве только ты бесплоден.

Уоллингфорд глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. В воздухе пахло дымом. Дымом пропахло все: его одежда, кожа, волосы. Как ужасно он, должно быть, выглядит. Неудивительно, что Абигайль отказывается на него смотреть.

– Бесплоден я или нет, станет рано или поздно понятно, – сказал он. – Но я не разбрасывал свое семя, как ты изволила выразиться. До сегодняшней ночи я предпринимал все возможные меры предосторожности, чтобы не пожинать потом плодов.

Абигайль не остановилась.

– Я не верю тебе. С какой стати тебе беспокоиться о подобных мелочах?

Уоллингфорд мгновение колебался, а потом негромко произнес:

– Я дал слово много лет назад.

Абигайль ничего не сказала. Впереди виднелась терраса, по которой через несколько минут она стала подниматься; ее волосы развевались за спиной.

Уоллингфорд последовал за ней, не сводя взгляда с ее покачивающихся под тканью платья бедер и вновь желая ее отчаянно и страстно. Он прошли первый ряд виноградных кустов, когда Абигайль сказала:

– Дал слово Берку, полагаю. Ты пообещал ему это, потому что он сам родился вне брака и знает, что это такое.

– Да.

Интересно, понимала ли Абигайль, что он в эту самую секунду отдал ей частичку своей души?

Они вместе шли мимо ровных рядов виноградника. Мягкая трава под их ногами уже начала покрываться капельками росы. Уоллингфорд ощущал запах дыма, смешанный с ароматом поспевающих фруктов, и думал о том, как сильно ему хочется увлечь Абигайль на покрытую дерном землю, лежать с ней вместе под волшебным итальянским небом и любоваться мягким свечением ее кожи в отблесках луны.

Во дворе было тихо и пустынно, столы и лавки убрали, а гости и музыканты разошлись по домам.

Абигайль пересекла двор и взялась за ручку двери.

– Подожди, – сказал Уоллингфорд. – Я должен сходить на конюшню и рассказать Джакомо о том, что произошло. Но могу я сначала зайти к тебе?

– Конечно, нет. Раз уж я способна не заблудиться в Таттерсоллз^[9] в разгар аукциона, то отыскать собственную постель мне и вовсе по силам. Так что извини.

Уоллингфорд предпринял еще одну попытку:

– Послушай, Абигайль, с тобой в самом деле все в порядке? Позволь мне… что-нибудь для тебя сделать? Подогреть воду или… приготовить чай… – Он понятия не имел, как надо заваривать чай, но это наверняка не так уж сложно, если с этим справляются служанки.

Глаза Абигайль вспыхнули гневом.

– Не беспокойся. Ты не сделал меня инвалидом.

Уоллингфорд положил руку на дверной косяк, чувствуя себя так, словно кто-то взял кувалду и размозжил ею все его внутренности.

– Абигайль, прости. Я вел себя как животное. Просто ждал так долго, и желание ослепило меня. Я очень хочу доставить тебе удовольствие, если ты дашь мне еще один шанс. Если покажешь мне, как это сделать.

– Я не обязана ничего тебе показывать. В этом-то все и дело.

Уоллингфорд закрыл глаза.

– Ради Бога, Абигайль. Я всего лишь мужчина.