Непрошеная повесть

«Он прав в своем желании постричься… Ведь я тоже приняла такое же решение… Так зачем бы теперь уговаривать его остаться в миру?» – подумала я, и мне стало так скорбно при мысли, что придется с ним разлучиться, что ни единого сухого местечка не осталось на рукавах моего тонкого одеяния.

– Как только я разрешусь от бремени, я сразу уйду от мира, затворюсь где-нибудь в глуши гор… – сказала я. – И вы тоже, стало быть, решили принять постриг? – спросила я, растроганная до глубины души. Так мы беседовали, открыв друг другу все, что было на сердце.

– А письмо настоятеля… Я видел его… Ужасно! – сказал Дзэнсёдзи. – Конечно, моей вины тут нет, но мне стало страшно… И вот прошло немного времени – и видишь, что случилось и с тобой, и со мной… И впрямь думается – это проклятие настоятеля! Знаешь, когда ты исчезла и государь разыскивал тебя повсюду, где только можно, как раз в это время настоятель приехал во дворец. Он уже возвращался к себе в обитель, когда встретил меня у главных ворот. «Правда ли, что толкуют о Нидзё?» – спросил он. «Да, никто не знает, куда она скрылась», – ответил я, и тут настоятель – уж не знаю, что было у него при этом на уме, – остановился, некоторое время молчал, закрыв лицо веером, чтобы скрыть слезы, а потом произнес: «В Трех мирах³⁷ не обрящете вы покоя, в пещь огненную они для вас обратятся!..» – и при этом он казался таким несчастным, таким убитым… Слов не хватит, чтобы передать его состояние! Представляю себе, что творилось в его душе, когда, вернувшись в обитель, он обратился с молитвой к Будде!

Так говорил Дзэнсёдзи, а я, слушая его, снова вспомнила, как сияла луна в ту ночь, когда настоятель написал мне:

…но печально струит
с предрассветных небес сиянье
ясный месяц осенней ночи… —

и раскаивалась: зачем я была тогда так упряма и непреклонна, зачем сказала ему такие жестокие слова? – и слезы увлажнили мои рукава.

Уже стало светлеть, и дайнагон, опасаясь людской молвы, поспешил с отъездом, шутливо сказав:

– Возвращаюсь совсем как после любовной встречи! – Но тут же, переменив тон, добавил: – Когда станешь монахиней, вспоминай очарование этой ночи и грусть утреннего прощания!

В скорбный час позабыв,
что на свете лишь непостоянство —
наш извечный удел,
я от боли душевной плачу,
увлажняя рукав слезами!..

– Поистине, так уж повелось, что жизнь в миру полна горя… Мы знаем это и все-таки страдаем и плачем… – сказала я, – а когда приходится расставаться, как нынче, сердце прямо рвется от боли! – И на его стихи ответила тоже стихотворением:

Что с того, если скорбь
суждено в этом мире изведать
многим, кроме тебя?
Или нам и впредь со смиреньем
принимать подобные муки?!

Дайнагон Санэканэ Сайондзи – Акэбоно, Снежный Рассвет, – сокрушаясь о моем исчезновении, на двадцать семь дней затворился для молитвы в храме Касуга. На одиннадцатые сутки он увидел меня во сне как живую перед вторым павильоном храма и сразу же поспешил домой. По дороге, кажется где-то у Рощи Глициний, ему повстречался слуга моего дяди Дзэнсёдзи с ларцом для писем в руках, и дайнагон, словно ему подсказывал какой-то внутренний голос, сам обратился к этому слуге, не прибегая к посредничеству своих провожатых:

– Ты идешь из монастыря Дайго? Когда состоится пострижение госпожи Нидзё? День уже назначен?

Слуга, решив, что говорившему все известно, со спокойной душой ответил:

– Вчера вечером ее навещал дайнагон Дзэнсёдзи, и я только что отнес ей его послание. Мне неизвестно, когда именно состоится пострижение госпожи Нидзё, но, когда бы это ни случилось, обряд обязательно состоится, это я знаю точно.

– Стало быть, она здесь! – обрадовался Снежный Рассвет, велел спешиться сопровождавшему его слуге и тут же отправил его коня в дар храму Касуга в благодарность за полученное во сне откровение, а сам, чтобы не давать пищу толкам и пересудам, остановился в Верхнем храме Дайго, в келье у одного знакомого монаха.

Ничего об этом не ведая, я сидела на крытой веранде и, любуясь летней зеленью, слушала рассказ настоятельницы о святом учителе Дзэндо, как вдруг, поближе к вечеру, без всяких предупреждений, кто-то поднялся на веранду. Я подумала, что это кто-нибудь из монахинь, но шуршанье шелковых одеяний напомнило мне шелест придворной одежды, я оглянулась, а этот человек, чуть приоткрыв раздвижную перегородку, сказал:

– Как ты ни пряталась, божий промысел помог мне найти тебя, – и я увидела, что то был Снежный Рассвет.

«Как он сумел отыскать меня?» – учащенно забилось сердце, но было уже поздно. Я сказала только:

– Жизнь в миру мне постыла, вот я и решилась покинуть дворец, но зла ни на кого не держу… – И вышла к нему.