Непрошеная повесть

– Впоследствии я предназначаю ее для императора, пусть она служит во дворце, будет сперва младшей, а потом и старшей супругой! Оттого мы и бережем ее пуще глаза! – сказал он, и когда я услышала это, то невольно подумала: «Стало быть, для меня она – отрезанный ломоть!» – хоть, может быть, мне, матери, грешно было так думать… А государь?.. Ведь он ни сном ни духом не догадывается, как бессовестно я его обманула. Он уверен, что я предана ему безраздельно. Страшно подумать, как я грешна!

Кажется, это было в восьмую луну – во дворец пожаловал министр Коноэ. Рассказывали, что государь-монах Го-Сага перед своей кончиной сказал: «Отныне служи верой и правдой моему сыну Го-Фукакусе!» С тех пор министр очень часто бывал у нас во дворце. Государь, со своей стороны, всегда оказывал ему любезный прием. Вот и на этот раз в жилых покоях государя министру было подано угощение.

– Как же так? – сказал он, увидев меня. – Я слышал, будто вы исчезли неизвестно куда… Где же, в какой глуши вы скрывались?

– Да, чтобы отыскать ее, нужно было быть чародеем… Но мне все-таки в конце концов удалось найти ее на горе Пэнлай!⁴² – ответил государь.

– Вообще-то, старческие выходки Хёбукё возмутительны! – снова сказал министр. – А уход со службы дайнагона Дзэнсёдзи? Меня крайне огорчило это событие… Ну и дела творятся теперь при дворе! А вы что же, неужели и впрямь решили навсегда бросить лютню? – опять обратился он ко мне.

Я молчала.

– Да, Нидзё дала обет богу Хатиману, что не только сама не возьмет в руки лютню до конца своих дней, но и всем своим потомкам закажет! – отвечал за меня государь.

– Такая молодая, и уже приняла такое горестное решение! – сказал министр. – Все отпрыски семейства Кога⁴³ очень дорожат честью своего рода… Семейство старинное, ведет свое происхождение со времен императора Мураками, доныне сохранилась только эта ветвь Кога… Накацуна, муж кормилицы госпожи Нидзё, – потомственный вассал дома Кога. Мне говорили, что мой брат, канцлер, сочувствуя ему, пригласил его к себе на службу, но Накацуна отказался – он, дескать, потомственный вассал Кога… Тогда канцлер собственноручно написал ему, что не видит препятствий к тому, чтобы Накацуна одновременно стал и его вассалом, потому что дом Кога так родовит, что его нельзя равнять с прочими благородными домами… Хёбукё был совершенно не прав, настаивая, чтобы его дочь сидела выше Нидзё только потому, что приходится Нидзё теткой. А прежний император Камэяма в беседе с моим сыном, бывшим канцлером Мототадой, сказал, между прочим, что поэтический дар – лучшее украшение женщины… Танка, сложенная госпожей Нидзё – и притом в столь грустных для нее обстоятельствах, – глубоко запала ему в душу. И еще он сказал, что дом Кога вообще издавна славился поэтическим дарованием, искусство стихосложения передается у них из рода в род на протяжении восьми поколений, вот и Нидзё, даром что еще совсем молода, отличается незаурядным талантом… У прежнего государя Камэямы во дворце служит некий Никаёри, вассал дома Нидзё, от него государь узнал, что Нидзё исчезла и ее разыскивают по всем монастырям, по всем храмам, буддийским и синтоистским… Государь Камэяма сказал, что и сам тревожится, что с ней сталось? Это его собственные слова…

Трапеза продолжалась, и за угощением министр сказал еще вот что:

– Мой сын, тюнагон Канэтада, весьма изрядно слагает песни имаё. Очень хотелось бы, чтобы государь, если возможно, поведал ему свои секреты стихосложения!

Государь согласился, но заметил:

– Здесь, в столице, это неудобно. Лучше займемся этим в загородном дворце Фусими!