Был вечер пятнадцатого числа, пора полнолуния. В этот вечер во дворце всегда звенели струны… Правда, со мной не было косодэ, полученного в дар от государя26
, – я поднесла его храму Хатимана в столице вместе с переписанными мною свитками сутры Лотоса, и потому хоть и не вправе была сказать:но это не означает, что я забыла дворец, мои чувства не уступали глубиной чувствам человека, сложившего эти строчки…
По мере того как сгущалась тьма, луна, поднимаясь над травянистой равниной, блестела все ярче, и светлые капли росы, висевшие на кончиках травинок, сверкали как драгоценные камни.
думала я, едва не утопая в слезах.
Настало утро. Нельзя было до бесконечности оставаться в пустынном поле, и я ушла.
Наконец я очутилась у реки Сумиды, переправилась на другой берег по большому, длинному мосту, похожему на мосты Киёмидзу или Гион в столице. Здесь встретились мне двое мужчин в чистом дорожном платье.
– Скажите, где протекает речка Сумида? – спросила я.
– Она перед вами! – услышала я в ответ. – А это мост Суда. В прежние времена здесь не было моста, приходилось переправляться на лодках, это было очень неудобно, поэтому построили мост. Сумида – ласковое название, а простой народ зовет эту речку Суда… На том берегу было когда-то селение Миёси, крестьяне сажали рис, но зерно не родилось, было много пустых колосьев. Однажды правитель края спросил, как называется это селение, и, услышав в ответ: «Миёси!» – сказал: «Неудивительно, что рис не родится!»28
Он приказал дать деревне новое название Ёсида – Хорошее Поле. После этого колос стал полновесным…Мне вспомнилось, что Нарихира вопрошал здесь мияко-дори – «столичных птиц», но теперь у реки не было никаких птиц, и я сложила:
Над рекой клубился туман, застилая дорогу. Стемнело, я шла, погруженная в печальные думы, а высоко в небе, словно вторя моей печали, кричали перелетные гуси.
Колодец Хориканэ, многократно воспетый в стихах, теперь бесследно исчез, на прежнем месте стояло лишь одно засохшее дерево… Мне хотелось пойти отсюда еще дальше, углубиться в восточные земли, но в печальном мире нашем есть преграды на каждом пути, и, передумав, я пошла в Камакуру, чтобы оттуда возвратиться в столицу.
Время шло, в середине девятой луны я собралась в обратный путь.
Люди, с которыми я близко сошлась за время жизни в Камакуре, жалели о предстоящей разлуке, один из них, самурай Иинума, навестил меня вечером, накануне отъезда, и принес разное угощение.
– Этот последний вечер нужно провести за сочинением стихов-цепочек! – сказал он.
Я была тронута его вниманием и умением ценить искусство поэзии. До поздней ночи мы занимались стихосложением. Помнится, как-то раз, в один из предыдущих вечеров, тоже посвященных поэзии, он спросил, известно ли мне, где находится «река Слез», и я ответила тогда, что не знаю. Теперь он снова спросил меня:
– Так вы и в самом деле непременно должны уехать завтра?
– Да, остаться никак не могу… – ответила я, и тогда, прежде чем удалиться, он подал мне на подносе чарку саке, а на подносе было написано:
Пока я размышляла, надо ли послать ему вдогонку ответ и что написать, он вернулся, на этот раз с подарком – дорожной одеждой.