— Ага. Очень меня любил, расставаться не хотел, да жениться все-таки собирался на дочке директора банка.
Мы замолчали. Каждая взвешивала чужого Лешу на предмет подлости, и каждая находила своего более тяжелым.
— Слушай, что вообще за фигня такая: одни Леши вокруг! — сказала наконец Марина.
— Ну, если сын родится, назови его Людвигом! В честь Бетховена.
— А это мысль!
— А можешь просто назвать — Бетховен: и в честь собаки тоже! Два в одном!
Дом — это там, где понимают твои самые дурацкие шутки.
— Ты пишешь еще?
— Почти нет, а ты поешь?
— Пока нет. Скоро буду осваивать новый репертуар — колыбельные.
Я зашла к Марине в гости через несколько дней. Её мама была дома. Мне было как-то ужасно неловко перед ней, но она осталась такой же спокойной и ровной, как водная гладь, и так же отражала небо. Мы пили чай, что-то вспоминали, смеялись, и вдруг Марина, осторожно встав из-за стола (живот был уже большой), подошла к полке, взяла с неё какой-то яркий буклет и сказала:
— Я снова в «Орифлейме». Хочешь что-нибудь заказать?
Есть такое мыло мечты — оно не смыливается никогда.
Хотя, как и всякое другое мыло, оно все-таки несъедобно.
Очки, кастрюля и новое пальто
Всякое бывает… бывают разные дни, случаются разные события… иногда даже хорошие, что, конечно, очень меня удивляет, а после удивления — радует.
Иногда неприятности идут друг за дружкой, таким рядочком — одна, вторая, третья… у них разные лица — у одних постные мины (такие гордо именуют себя Возмездиями), у других — издевательски ухмыляющиеся рожицы (мелкие пакостницы, порой доводящие до белого каления похлеще серьезных проблем).
Когда приходит кто-то из этой компании — больше всего хочется, чтоб он поскорее ушел. Чтобы это существо не стояло над душой, а свалило куда-нибудь подальше. И не возвращалось.
В начале меня уволили с работы. Впрочем, уволили — громкое слово, на работе официально оформлена я не была, поэтому меня просто проинформировали, что «в моих услугах больше не нуждаются». А работа была классная — малоденежная, но ведь не того ищет в жизни прожженный пофигист! — это было славное, тихое, уютное и ненапряжное место, которое я очень любила. Там было просто хорошо. Там бывали люди — но в той пропорции, чтобы не слишком надоедать, там был бесплатный Интернет…
— Слушай, забей ты на эту работу! Найдешь место получше! Там же никакого карьерного роста! И бабки смешные!
— И не по специальности! Ты что ради этого пять лет училась!
Это мои друзья.
Друзья всегда пытаются поддержать — и всегда делают это плохо.
Впрочем, возможно, я просто чересчур тяжелый человек. Меня не удержишь.
— Ты же такая творческая личность! Ты же — пишешь! Ну, отнеси свои рассказы в какое-нибудь издательство! Тебя не могут не напечатать!
Это маленькая Ли. Она очень славная, но вечно мелет чушь. Вроде этой. Или еще хуже:
— Может тебе денег одолжить?
Не надо. Спасибо.
А вслух: Спасибо. Не надо.
И улыбнуться.
Потом сломался компьютер. Взял и сдох, скотина такая. Что-то там сгорело. Мне мастер, конечно, объяснил, что и почему, и я даже глубокомысленно покивала ему в ответ, но, разумеется, ничего не поняла.
Компьютер много для меня значил.
Во-первых, это орудие труда.
Во-вторых, средство проведения досуга.
В-третьих, просто старый боевой товарищ.
Предатель, как выяснилось.
Поскребла по сусекам. Прикинула, на что хватит сбережений. Задумалась, от чего следует отказаться. Долго колебалась между статьями расходов «культурно-массовые мероприятия» и «покупка нового пальто». Поначалу склонилась в сторону мероприятий (на Рождество должна была идти рок-опера «Иисус Христос — суперзвезда», которую я давно хотела увидеть) — и, соответственно, отклонилась от пальто.
Ударили морозы.
Пальто стремительно набирало очки.
Я зависла.
Друзья сказали:
— Чего сопли жуешь, работу ищи!
Маленькая Ли снова попыталась дать в долг — на выбор: денег или своё пальто («Я его вообще не ношу, оно на мне плохо сидит, а тебе пойдет, я уверена!»). Белое, рукава и капюшон оторочены мехом.
Спасибо, не надо (не забыть улыбнуться!)
Да и размерчик маловат.
Потом случалась еще всякая фигня:
— Заснула и забыла на кухне кастрюлю с кашей. И каша, и кастрюля бесславно погибли.
— Села на очки и раздавила их — и с горечью задумалась о необходимости сесть на диету.
— Разлила чашку кофе на новехонькую библиотечную книгу.
Порой неприятности накрывают с головой — тяжелым и жарким одеялом, и становится так противно дышать затхлым воздухом, полным не особенно ароматных испарений собственной душонки-тушонки. И вдруг жизнь решительной рукой срывает этот покров мелких неурядиц — чтобы обрушить на твоё офигевшее сознание весь холод необъятной и непонятной вселенной. И ты думаешь: а как всё хорошо начиналось!