Непростые смертные

Матёрые наследники смотрели, как треплют светлого, без брезгливости и отторжения. Оружие у него в руках было, братья шли на него по очереди, за искусство своё воинское только сам отвечаешь. Не умеешь – так и не лезь, а коль заставили, да не убили – то не жалуйся.

Ивар угомонил сердце в груди, закусил губу и пошёл к Хало.

– Господин Хало…

Жующий соломинку тёмный повёл бровью.

– Негде ль спросить меча покрепче?

«Нет» сразу не сказал, поднял руку мозолистой ладонью к небу. Ивар положил на неё меч лезвием плашмя, кажется, и надави острием кровь не проступит – сплошная мозоль от конской узды да оружейных рукояток.

Взявшись за меч, Хало придирчиво подержал двумя пальцами острие, сморщил нос.

– Игрушка детская, – ожидаемо заключил он. – «Спросить меча покрепче»… – тёмный сплюнул, – мечи на кузне делают, а не на базаре покупают… Тут у всех мечи заслуженные, от предков, или собственноручно на кузне справленные – такие сдуру, без заслуги не дарят…

Ивар стоял перед тёмным, дожидаясь, когда ему хотя бы вернут его «игрушку». Хало потянулся к поясу.

– На.

Ивар поймал кинжал, забрал пренебрежительно оценённый меч, коротко поклонился и поспешил скрыться с глаз.

*

Бой. Ржание коней фитильком разжигает человеческое безумие, вырывается всполохами с мягких конских морд с клочьями пены. Копыта месят неподатливую землю, взбивают комья в воздух, разминают в мякоть, смешивают с сыплющейся с боков пеной в чавкающую грязь. Вытянутая конская голова едва слепо не мажет по лицу, перед самым взглядом проносится… замедлился, чтобы запасть в душу – конский расширенный глаз – непонимающий, перепуганный…

У Хизмута кровяные «рукава». Хизмут скалится до коренных зубов. Хайк мрачно довольный, преображённый. Над бровью излётная искра царапины, из которой льётся на глаз и щёку. Не ударом достало – какая-то мелочь прилетела, тот же камень из-под копыт. Наполовину красное лицо прорезает белоснежный оскал – гордо улыбается отцу. Во время боя заброшенные братья не чувствуют себя отторгнутыми… Оскал этот редкую бы девку не смутил, но видят его после боя лишь мужчины. Хало, с рокочуще-шелестящим посмеиванием, целует сына в кровяную скулу, окрашивая губы и чуть бороды карминово-красным.

Одобрительно, бессловно скалится Кирыч, и того более хищный. Широкие груди наследников тьмы мерно ходят приливными волнами, просеивая насыщенный кровью воздух над полем.

Ивар стоит в стороне, на кромке замешанного на не-воде истоптанного поля, скованный и стеснённый. Голова понурена, руки опущены вдоль боков, в кисти каждой по клинку в следах крови. Пальцы держат неуверенно, деревянно, как руки куклы, которой что-то пытаются вложить в недвижную горсть.

Как это отец ходил в походы… раз за разом, ещё умудрялся рассказывать о них так спокойно…

Молодое тело обмякло, как больное и равнодушное. Подошвы приросли к земле. Ивар уловил краем глаза в сизом дыму поднимающихся погребальных костров приближение, сжал непослушные, словно отёкшие, пальцы на рукоятях меча и кинжала и заставил себя сойти с места. Ибор замер и не посмел догнать.

*

Костёр полоскало струёй быстрого ветра. Расшалился, будто пытался задуть. Цель выбрал знатную, и ураганом едва ли снесёт. Ивар пропустил ужин, пренебрёг завтраком и не смотрел на котёл на дневном привале. Трепыхался на ветру лохматый кончик закушенной горькой травинки.

– Будешь есть как баран, отправишься в котёл, – лениво заметил Хизмут, вытянувшийся на колючей траве. С неба слабо светило солнце, приятно было подставить тело его лучам, перемешанным с ветром. Хизмут с битвы пребывал в более благодушном настроении, чем обычно. Губы кривила пусть не добрая, но обаятельная улыбка, серые глаза вальяжно полуприкрылись.

В миру оба сына Хало казались неудобными, неуклюжими, в комнатах прибранного дома смотрелись притащенной на пиршественный стол грязной бороной, во дворе – заплутавшими дикими зверями, рыскающими в поиске выхода… на пожелтелой обветренной поляне уже Ивар выглядел, как кутёнок, отбившийся из глупого любопытства от мамки в лес…

Хизмут лежал на колючем, не подстелив одеяло под спину, хотя вон оно, руку протяни, ноздри со вкусом втягивали порывы воздуха, обогащённого дымом костра и дыханием природы, тело готово подкинуться по-любому поводу, наполненное энергией, раздольно свободное.

– Силы не на что тратить, вот и есть не хочется, – спокойно сообщил Ивар.

Хизмут недоверчиво хмыкнул. Братья почти не таили мысли от окружающих, хотя назвать их открытыми не позволяла тьма в аурах и душах.

– Может, надо было в бою шустрее шевелиться? – предложил идею Хайк, больше в тоне шутки, чем стараясь задеть.

– Может, – легко согласился Ивар. – А вы все силы в бою оставили? Не упражняетесь, даже на мечи не смотрите.

Собственно тёмным и нечего было смотреть на мечи. Как после боя вычистили, так в ножны и убрали. Хайк занялся оружием ещё до того, как смыть кровь с лица. Несмотря на небрежение, сегодня от царапины осталась тонкая белая засечка, обещая исчезнуть за день бесследно.

Хизмут вновь хмыкнул.