Непутевая

Миссис Бэбкок долго молчала. Первым ее побуждением было протянуть руку, погладить дочь по голове и сказать, что все наладится. Потом она поняла, что нужно просто сказать, как когда-то сказала ей мать: «Исполняй свой долг». Что еще она могла предложить? Так хочется защитить своего ребенка от ошибок, страданий и поражений! Маленькие дети — как планеты, вращающиеся вокруг родителей-звезд. Но с возрастом их орбиты больше похожи на орбиты комет. У них своя дорога в жизни. Нельзя указывать кометам. Взрослые дети делают то, что считают нужным, а родители могут только стиснуть зубы, следить за ними и молиться за них.

Что, если долг Джинни по отношению к Айре и Венди совсем не похож на ее собственный? Миссис Бэбкок вспомнила годы своего отчаяния. Кто, кроме самой Джинни, знает, как ей поступить? Родители слишком много хотят от детей. Это нечестно — использовать их в угоду своим амбициям или взглядам. Теперь она это понимала…

— Не знаю, Джинни, — с усилием ответила она. — Тебе лучше знать.

Джинни широко раскрыла глаза — Спящая красавица, разбуженная поцелуем Принца. Она молча смотрела на больную мать. Та открыла здоровый глаз и тоже смотрела на нее. Неужели заклинание снято? Они улыбнулись друг другу, как не улыбались никогда, — с отчаянием и надеждой.

Глава 13

Татуировка «Мандала[5]».

Я лежала в красном бикини у нашего бассейна. Припекало позднее весеннее солнце. Айра уехал со своей Национальной гвардией в лагерь, Венди еще не проснулась. Я наслаждалась двухнедельной свободой от обязанности зачать Эллиота или Сэмми. Эти безуспешные попытки продолжались уже шесть месяцев. Каждый раз Айра заставлял меня на полчаса задирать ноги вверх, чтобы в яичники попало больше сперматозоидов, а в благоприятный день каждого месяца прибегал трахать меня каждые два часа. За пару дней до начала моей менструации мы затаивали дыхание: я — с надеждой, Айра — со страхом. И каждый месяц я втайне торжествовала, когда она все-таки начиналась.

Я наслаждалась одиночеством. Больше всего в семейной жизни меня угнетало однообразие: и через тридцать пять лет я буду болтать о погоде с родственниками Айры, убирать, варить и ухаживать за Венди и еще не существующим сыном.

Я по-прежнему ходила в свой клуб, но как ни старалась говорить о погоде, мое равнодушие не укрылось от чужих глаз.

— Ты что-то скисла, Джинни, — прошептала мне утром Анжела и сочувственно похлопала по руке. — Послушайся моего совета. Рожай второго.

Ее слова подхватила соседка, и вскоре только и было слышно: «Нельзя так долго тянуть со вторым», «Единственный ребенок всегда одинок», «Разве дети не восхитительны?», «Ты почувствуешь, насколько легче с двумя, чем с одним», «Чем больше, тем веселей»…

Я попалась в капкан, но хуже всего было то, что приготовила его сама. У меня, правда, были мои дивидендные чеки, я могла забрать Венди и уехать. Но куда? Чем я стану заниматься? Я была готова схватиться за любую соломинку, лишь бы избавиться от всепоглощающей скуки.

— Эй! — раздалось за дощатым восьмифутовым забором. Айра оградил бассейн, чтобы туда не упала Венди.

— Эй!

Я набросила халат и подошла к калитке. У черного входа стоял молодой мужчина в замызганном полукомбинезоне и кожаной куртке с бахромой, одетой прямо на голое тело. За спиной висел рюкзак. Конечно, выглядел он необычно, но к нам часто заходили бродяги — позвонить или еще что-нибудь.

Я подошла поближе. На длинных каштановых волосах красовался красный носовой платок. В ухе болталось серебряное кольцо с малюсеньким колокольчиком, а из-под спутанной бороды виднелись только губы, нос и глаза. Он очень походил на овчарку.

— Да?

Он оглянулся.

— Я могу вам помочь?

— О да, мэм. Не дадите ли мне глоток воды? (Южный акцент? Большая редкость в Вермонте.)

— Конечно, подождите минутку.

Я принесла воды. Он зачем-то подошел к забору и смотрел в щель на бассейн. На спине проступили пятна пота. Он одним глотком выпил всю воду и протянул мне стакан.

— Спасибо, мэм.

— Еще что-нибудь? — спросила я в надежде еще раз услышать очаровательный южный акцент.

— Нет, спасибо. Все отлично.

— Откуда вы? С Юга?

Он тревожно посмотрел по сторонам и ничего не ответил. Я, как тренер в окошко «доджа» в Халлспорте, внимательно заглянула ему в глаза.

— С Юга?

— Как вы узнали?

Я засмеялась.

— По акценту.

— Я надеялся, что уже избавился от него.

— Извините. Но я различу южный акцент в уличном гуле, потому что я сама из Теннесси!

— Ничего себе! — дружелюбно протянул он. — А откуда именно?

— Из Халлспорта.

— Будь я проклят! Я проезжал там сотни раз. Ну и дыра, прости Господи! Это там тот трахнутый военный завод?

Я холодно кивнула. Я могла ругать свой город как угодно, но чужим его лучше не трогать.

И он продолжил:

— А я из Джорджии, штат Атланта. Но давно уехал оттуда.

— А здесь что вы делаете?

— Это долгая история. Как вам нравится эта жара? Я промок, будто в Джорджии в июне. Не знаю, как люди выживают в этом чертовом леднике.

— Я тоже, — мрачно согласилась я и, вдохновленная редкой возможностью проявить свое южное гостеприимство, прибавила: — Не хотите искупаться в бассейне?