Непутевая

Он снова оглянулся.

— Отлично.

Я сняла халат, а он расстегнул комбинезон, выскользнул из него и неожиданно оказался голым.

Я остолбенела. Я не рассчитывала, что на нем будут плавки или хотя бы трусы, но использовать свой старушечий платок как набедренную повязку он вполне мог. Его тело было довольно красивым, почти как у Айры. Только у Айры не было бороды. В спутанных густых волосах болтался пенис.

Я неожиданно увидела нас глазами Старкс-Бога: стоило Айре уехать из города, как я оказалась у бассейна рядом с голым мужчиной. Ну и ну! И черт с вами, вдруг весело подумала я. Мой земляк плюхнулся в воду и поплыл каким-то непонятным стилем. Теперь, когда волосы и борода намокли, он стал больше походить на человека. На загорелых плечах играли блики солнца. Что это? Я с огорчением увидела на его левой руке огромный черный синяк. Что он сделал с собой?

Он вышел из воды и сел рядом. Я протянула ему полотенце и увидела, что синяк — вовсе не синяк, а огромная татуировка. Я не могла отвести от нее глаз. В круг были вписаны два похожих на лепестки узора, а в них — по четыре равнобедренных треугольника вершинами вверх, соединявшихся с четырьмя такими же, но вершинами вниз. В треугольниках было не меньше дюжины треугольничков и тетраэдров, а в центре — между лепестками — еще один треугольник, в котором фиолетовыми чернилами было вытатуировано чудовище, какого я не видела ни в одном фильме ужасов в летнем кинотеатре в Халлспорте. Громадные глаза вытаращены от ярости, на голове со звериными ушами — корона из крошечных черепов, из макушки торчит нож для снятия скальпов, рот искажен в страшном оскале, и из этого рта изрыгается то ли блевотина, то ли кровь. Она растекается, сворачивается в спираль, выпрямляется на сторонах треугольников, снова изгибается и — я пригляделась — очерчивает лепестки цветка, похожего на лотос.

— Фантастика! — сказал он, натягивая комбинезон. — Спасибо.

— Пожалуйста. — Я не могла отвести глаза от его фиолетового монстра. Какой убогой показалась мне бабочка на бедре Клема Клойда!

Ручка калитки дернулась. Я знала, что это Венди — проснулась, выкарабкалась из кроватки и отправилась искать маму. Но незнакомец этого не знал. Он припал к земле, как испуганный зверь, и замер.

— Это мой ребенок, — объяснила я, открыла калитку и подняла влажную, сладкую, пахнущую грязными штанишками Венди.

— Это кто? — спросила она и показала пухлым пальчиком на незнакомца. — Это кто, мам?

— Человек, который только что плавал в нашем бассейне.

— Это кто?

— Человек, который пришел попросить воды.

— Это кто?

Я знала, что так будет продолжаться целый день, если я не переведу разговор на другую тему.

— Хочешь сок и печенье? А вы хотите?

— Я не хочу утруждать вас, мэм, — ответил он, но глаза жадно блеснули.

— Это вовсе не составит труда, — заверила я, почувствовав себя на Юге. Там, где, как утверждают злые языки, мужчины возводят женщин на пьедестал, а потом используют как скамейку для ног. — Вы не посмотрите минутку за ребенком? Не разрешайте ей подходить слишком близко к краю. Она думает, что умеет плавать, и так и норовит пойти на дно.

Он засмеялся, показав крепкие белые зубы.

Я принесла лимонад, печенье и чистое полотенце. Венди подбегала к бортику, а незнакомец вставал у нее на пути, и она со смехом утыкалась в его колени. Штанишки сползли с ее толстенькой попки, угрожая упасть совсем, а мужчина со счастливой улыбкой следил за ее ужимками.

Мы устроились на траве, и я разлила лимонад.

— Вы, похоже, умеете обращаться с детьми. У вас есть свои?

— Нет, я еще не был женат. Надо признаться, единственное, что удерживало меня от этого шага, — дети. Я часто играл с чужими, но никогда не хотел иметь своих.

— Ну что вы! Разве можно лишать себя удовольствия иметь ребенка, который пронесет твои гены через века? — издеваясь над собой, спросила я.

— Я никогда не смотрел на это с такой точки зрения. Наверное, слишком начитался в школе Шекспира и представлял мир сценой, а ребенка — маленьким актером, который ждет не дождется, когда я сойду со сцены, чтобы ему досталась главная роль.

— Гм-м-м. — Интересно, если сказать это Айре, он отступится от своего желания иметь сына? Незнакомец жадно, как голодный волк, ел печенье.

— Хотите сэндвич?

Даже за шевелюрой и бородой было видно, как он покраснел.

— Простите, если я слопал все ваше печенье. Я ничего не ел со вчерашнего утра.

— Господи! С колбасой или сыром?

— Сыр подойдет, — ухмыльнулся он.

— Вы говорили, что путешествуете? — не без задней мысли спросила я.

Он подозрительно покосился на меня, запихнул в рот остатки третьего сэндвича и кивнул головой.

— Иду домой. В Джорджию.

— Долго еще идти?

— Несколько месяцев. Не знаю. Когда дойду, тогда и дойду.

День клонился к вечеру, но молодой человек явно не спешил. Наевшись, он подложил рюкзак под голову, растянулся на траве и безмятежно уснул.

Наступил вечер. Я покормила Венди, уложила спать и спустилась к бассейну.

— Послушайте, — разбудила я незнакомца. — Хотите остаться? Скоро совсем стемнеет, вы не найдете шоссе.

— Конечно, мэм, — немедленно отозвался он. — Большое спасибо.