Нераскрытая самость

Хотя все эти препятствия затрудняют правильное восприятие человеческой психики, они мало что значат в сравнении с другим примечательным фактом, о котором необходимо упомянуть. Как хорошо известно большинству психиатров, девальвация психики и другие виды сопротивления психологическому просвещению в значительной степени основаны на страхе – паническом страхе перед открытиями, которые могут быть совершены в области бессознательного. Эти страхи свойственны не только людям, которых пугает картина бессознательного, обрисованная Фрейдом; они мучили самого основателя психоанализа, который однажды признался мне, что его сексуальную теорию необходимо превратить в догму, ибо она – единственная защита разума от «черного потока оккультизма». Тем самым Фрейд выразил уверенность в том, что бессознательное таит в себе материал, допускающий «оккультные» толкования. Так оно и есть. Эти «архаические черты», или архетипические формы, основанные на инстинктах и дающие им выражение, обладают нуминозным качеством, которое иногда вызывает страх. Они неистребимы, ибо представляют собой подлинный фундамент психики. Они не поддаются интеллектуальному познанию; стоит уничтожить одно их проявление, как они появляются снова, но уже в измененной форме. Именно этот страх перед бессознательной психикой не только затрудняет самопознание, но и является самым серьезным препятствием на пути к более глубинному пониманию и знанию психологии. Зачастую страх настолько велик, что мы не смеем признаться в нем даже самим себе. Посему к данному вопросу каждый религиозный человек должен подходить со всей возможной серьезностью; в итоге он может получить просветляющий ответ.

Научно ориентированная психология вынуждена действовать абстрагированно; иными словами, она дистанцируется от своего объекта, при этом не теряя его из виду. Вот почему многие открытия лабораторной психологии с практической точки зрения на удивление малоинформативны и неинтересны. Чем больше в поле зрения ученого доминирует индивидуальный объект, тем более практичным, подробным и живым будет извлеченное из него знание. Это означает, что объекты исследования постепенно усложняются и что неопределенность отдельных факторов растет пропорционально их числу, тем самым увеличивая риск ошибки. По понятным причинам академическая психология боится этого риска и предпочитает избегать сложных ситуаций, задавая простые вопросы. Это она может делать абсолютно безнаказанно. Психология пользуется полной свободой в выборе вопросов, которые она желает задать Природе.

Медицинская психология, напротив, находится в гораздо менее завидном положении. Здесь вопросы задает не экспериментатор, а объект. Аналитик имеет дело с фактами, которые он не выбирал и которые, будь его воля, он, вероятно, никогда бы не выбрал. Ключевые вопросы ставит болезнь или пациент – другими словами, Природа экспериментирует с врачом и ждет от него той или иной реакции. Уникальность индивида, равно как и уникальность его проблем взывают к аналитику и требуют ответа. Долг врача заставляет его разбираться в ситуациях, изобилующих факторами неопределенности. В первую очередь он, скорее всего, применит принципы, основанные на общем опыте, но вскоре будет вынужден признать, что они некорректно отражают факты и не соответствуют характеру проблемы. Чем глубже он проникает в суть, тем бесполезнее оказываются общие принципы. Но эти принципы составляют основу объективного знания и его мерило. Чем сильнее становится ощущение «понимания», которое испытывают пациент и врач, тем сильнее субъективируется ситуация. То, что поначалу было преимуществом, грозит превратиться в опасную помеху. Субъективация (то есть перенос и контрперенос) приводит к изоляции от окружающей среды, ограничению социальных взаимодействий. Последнее нежелательно для обеих сторон, но неизбежно возникает в тех случаях, когда понимание начинает превалировать и больше не уравновешивается знанием. Чем глубже понимание, тем больше разрыв между пониманием и знанием. Идеальное понимание в конечном счете привело бы к тому, что каждая сторона бездумно соглашалась бы с опытом другой. Подобное состояние можно охарактеризовать как состояние некритичной пассивности в сочетании с крайней субъективностью и полным отсутствием социальной ответственности. Впрочем, понимание такого уровня в любом случае невозможно, ибо требует фактического отождествления двух разных индивидов. Рано или поздно один из участников взаимодействия начнет ощущать необходимость пожертвовать собственной индивидуальностью с тем, чтобы она могла быть ассимилирована индивидуальностью другого. Это неизбежное следствие несовместимо с пониманием, ибо всякое понимание предполагает сохранение индивидуальности обоих партнеров. Таким образом, желательно доводить понимание только до точки равновесия между пониманием и знанием, поскольку понимание любой ценой разрушительно для обеих сторон.