Нерастраченное время

На самом деле лекарь из него так себе – иглы тупые, и каждый новый стежок причиняет нестерпимую боль. Душу не заштопать и не залатать, как ни старайся. Пора бы уже смириться, что легче не станет. Ни через год, ни спустя вечность.

В мире, где у тебя отняли самое дорогое, остаётся лишь впустую жечь отпущенное тебе время. Что я и делаю.

Виртуозно. С размахом.

Жгу его нещадно, будто керосин… в надежде, что скоро оно выдохнется, как газировка, и отпустит меня к Сонечке.

Но время по своей сути беспощадно и не идёт на уступки. Так что я просто жгу его в отместку, ожидая, когда же оно состарит меня и отдаст, наконец, в руки смерти. Тогда я лягу в землю рядом с Сонечкой, а моя душа, быть может, отыщет её где-то там, в идеальном мире, где не будет больше смерти.

Потому что все и так уже умерли.

День 366-й. Квартира

Поездка на кладбище далась мне очень непросто. Душа, и так тлевшая в угольках боли, как будто вновь угодила в полыхающее пламя.

Достаю пузырёк валерианы и высыпаю горсть себе на ладонь. Таблетки блестят золотом, и я одним махом проглатываю их все.

Жаль, нельзя принять чего покрепче, чтобы забыться хоть ненадолго. Но сильные лекарства отпускаются по рецепту, а к врачу я больше ни ногой…

Саша сегодня остался дома. Наверное, боится, как бы я с собой чего не сотворила. Хотя я могу и ошибаться. Годовщину и правила приличия никто не отменял, поэтому в одном из городских кафе снова будут делить борщ и лапшу… Но только без меня. Не желаю сидеть за одним столом с людьми, для которых Сонечка осталась в прошлом и только приглашение на поминки напомнило им о ней.

Вздохнув, ложусь на тахту и зарываюсь в воспоминания, для меня Сонечка продолжает жить в моей памяти. И я не желаю ничего менять.

День 404-й. Нам нужно поговорить…

– Кать, нам нужно кое-что обсудить…

– Что? – искренне удивляюсь я, протирая Сонин стол от пыли. Каждую неделю я навожу порядок в детской. Так я убеждаю себя, что Соня просто куда-то уехала и скоро вернётся. – Так о чем ты хотел поговорить? – стыдно признаться, но мне абсолютно нечего сказать собственному мужу.

– О нас…

Нас… Мысленно пробую на вкус это забытое слово. Оно мне кажется таким чужим, что язык застревает между зубами – нас давно нет. С уходом Сонечки наша семья распалась. Нас размазало трагедией. Остались только безликие он и она.

– Хорошо, – продолжаю с остервенением орудовать тряпкой, не отвлекаясь ни на секунду от своей миссии – пыли очень много.

Так уж выходит, что в комнате, где вещи и предметы не живут своей жизнью, не переставляются и не перекладываются с места на место, пыль становится полноправным хозяином – она везде и всюду…

– Ты можешь это прекратить? – Саша кивает на стол, явно нервничая, так что я послушно откладываю тряпку в сторону и одёргиваю задравшуюся вверх футболку, затем гляжу на мужа в ожидании. – Спасибо… Просто мне нелегко начать этот разговор. – Он снова ерошит свои светлые волосы – жест, знакомый мне ещё со времён нашего студенчества.

– Ты хочешь уйти от меня?

– С чего ты это взяла?.. – он вскидывает на меня удивлённый взгляд, а я отмечаю, что разубедить меня не пытается.

Значит, я права. Замираю в ожидании боли, но ничего не чувствую.

– Просто знаю.

Ну не объяснять же ему, что я ожидала этого разговора последние полгода. Он и так продержался дольше, чем я думала. Забавная штука жизнь. Раньше слово развод пугало меня до колик в животе, теперь оно не вызывает ничего, кроме покоя и желания остаться одной, свернувшись калачиком на Сониной тахте.

– Нет. Все не так. Я хочу просто пожить какое-то время отдельно.

Кажется, во всех любовных историях с этого частенько и начинается. Мол, я не ухожу от тебя, мне просто нужно время. Опять это время… Что ж, у меня его хоть отбавляй – можно грести лопатами.

– Я жутко устал, Кать. Ты целыми днями сидишь в детской, растворившись в своём горе, меня и близко не подпускаешь. – Он пытается разгладить морщинистый лоб указательным пальцем. Безрезультатно. – Но я ведь тоже любил Соню…

– Так любил, что теперь делаешь вид, будто её никогда не было? – замечаю с горечью.

– Значит в твоих глазах я выгляжу бездушным отцом, потому что не запираюсь в детской?..

– Нет. Но ты вычеркнул Соню из нашей жизни…

– Черт возьми, не я, а смерть вычеркнула нашу дочь из жизни! Но мы-то с тобой живы…

– Ты – да…

– Возможно, это мой самый страшный грех, но я действительно стараюсь жить дальше, несмотря на нашу трагедию. И больше всего на свете мечтаю, чтобы и ты попыталась… – он впервые за последний год перешагивает порог Сониной комнаты, подходит ко мне и, схватив за плечи, несколько раз сильно встряхивает. – Вернись ко мне, прошу… Вернись!

– Не могу… – сама удивляюсь тому, как легко слетело с губ признание. – Меня просто нет.

– Понимаю… Она была такой доброй и весёлой, такой… яркой, – он вдруг отпускает меня и делает шаг назад, но я замечаю, как несколько слезинок скатываются по его щеке, прежде чем он их смахивает.

На миг становится легче: ему не все равно.