— Да тот самый блокнот, который собирался купить Аллан Тим. Пожалуй, предложение было слишком хорошим, чтобы оказаться правдой. Жаль, но четырем сотням придется помахать ручкой.
Он берет книжицу и внимательно изучает ее.
— Черт, пупсик!
— Что?
Клемент молчит, лишь сосредоточенно перелистывает страницы. Затем угрюмо осведомляется:
— Откуда это у тебя?
— Лежал в старом пиджаке моего отца.
Он почти благоговейно кладет блокнот на стол, не отрывая от него взгляд.
— Что в нем такого, Клемент? Это всего лишь подсчет очков в какой-то старинной карточной игре.
— Черта с два!
— А что же это тогда?
— До хренища неприятностей, пупсик. Если я не ошибся, то знаю, кому принадлежит этот блокнот.
Я даже представить себе не могу, что способно обеспокоить Клемента. И все же он явно нервничает.
— Ну так выкладывайте. Кому он принадлежит?
— Таллиману.
13
Мой здоровый цинизм неудержим, и я фыркаю:
— Кому-кому? Таллиману?
Клемент кивает, по-прежнему мрачный как туча.
— Ах, ну да. Это типа Бэтмена или Супермена? — от души потешаюсь я.
— В «Клоуторне» нет ничего смешного. Уж поверь мне, пупсик.
— Если это не карточная игра, что же это тогда, мистер умник?
— Тебе понадобится еще выпивка.
К моему величайшему раздражению великан встает и направляется к барной стойке. Ненавижу недосказанности. В ожидании его возвращения возобновляю поиски сигарет, и, как раз когда громада Клемента нависает над нашим столиком, помятая пачка наконец-то отыскивается.
— Вот, — ставит он передо мной второй стакан бренди.
— Давайте же, хватит держать меня в неведении. Кто этот ваш загадочный Таллиман?
Не обращая внимания на мой сарказм, великан усаживается за стол и основательно прикладывается к своему бокалу.
— Итак, пупсик. Перво-наперво: ты не должна никому говорить, что заполучила записную книжку Таллимана. И «никому» означает «никому»!
— Договорились, — фыркаю я, закатывая глаза. — Просто расскажите, ради Бога!
— «Клоуторн» — клуб, открытый еще в конце пятидесятых, — понизив голос, объясняет Клемент. — Сначала это была просто тусовка бизнесменов, где они встречались и перетирали всякую свою фигню.
— Вроде клуба профессиональных знакомств, что ли?
— Не знаю, что это такое, может быть. Так вот, где-то в конце шестидесятых они решили сменить направление и для начала избавились от членов, которых сочли недостаточно важными. Изменили правила приема, чтобы к ним всякая шелупонь не совалась. В общем, стали типа масонов, только вступить гораздо труднее. Тогда у них и появился девиз Favent in gratiam.
— Хм, я не сильна в латыни.
— Означает «услуга за услугу».
— Поверю вам на слово. Продолжайте.
— Короче, богатые и авторитеты могли там обмениваться всякими услугами. По слухам, среди его членов были министры, директора банков, полицейские шишки, медиамагнаты, судьи Верховного суда, ну и крупные дельцы — в общем, все, кто обладал властью и влиянием.
— Как будто ничего зазорного. К чему же секретность?
— Они же не просили друг у друга забежать в магазин, пупсик, или одолжить пятерку-другую. Эти ребята могли закрыть судебное дело, обвалить акции или организовать травлю в прессе. Какие, по-твоему, они оказывали друг другу услуги?
— Вы хотите сказать, члены этого клуба нарушали закон?
— Да какое, на хрен, нарушение закона. На членов «Клоуторна» закон не распространялся. Коррупция во всей своей красе.
— Хорошо, а пресловутый Таллиман чем занимался?
— Этот был там самым главным, типа председателя, наверное. Надзирал за всеми членами клуба. Контролировал обмен услугами и следил за соблюдением правил. Отметки в блокноте показывают, сколько услуг оказано и получено каждым членом.
Я беру записную книжку и перелистываю страницы. Буквы «О» и «П» сверху каждой из них как будто согласуются с рассказом Клемента.
— Значит, вы утверждаете, что фамилии в блокноте принадлежат высокопоставленным деятелям, состоявшим в клубе коррупционеров? Которые нарушали закон, оказывая и получая услуги?
— Примерно так.
— А этот «Клоуторн» все еще существует?
— Не знаю, и, честно говоря, пупсик, даже если и существует, ты ни за что этого не выяснишь.
— Почему же?
— Это тебе не какой-то заурядный частный клуб. В справочниках его адреса не найдешь, а его члены дали клятву хранить тайну.
— Откуда же вы столько о нем знаете?
— Так я практически ничего и не знаю. Только знаю… то есть знал кое-кого в свое время. Ходили всякие слухи на районе. Как-никак, если слухи такие упорные, обычно что-то за ними да кроется.
С последним, по собственному опыту, не могу не согласиться. Некоторые из моих лучших репортажей как раз и основывались на обрывочных сплетнях из различных источников.
— Нет дыма без огня?
— Вот-вот, а уж насчет «Клоуторна» дыма хватало.
— И когда это было?
— Давно уже.
— А можно поточнее?
— Можно, только это все равно не важно — во всяком случае, для тебя.
Двадцать пять лет работы в журналистике делают человека закоренелым скептиком. Без проверки и перепроверки фактов в моей профессии делать нечего, и, как бы интригующе ни звучала клементовская история, она вполне может оказаться досужим вымыслом.